он перечислял на счет банка, а остальное – на рудник, откуда ему недавно прислали сообщение, что его отцу улучшили содержание и назначили врача.
– А это значит, что он два года не получал никакой медицинской помощи, с его-то язвой… – сказал Кит, сжав кулаки. И столько гнева и горечи было в его словах, что я подумал: если бы вот так же сжали кулаки все молодые парни его мира, то он стал бы намного чище и лучше, и исчезли бы преграды, нас разделяющие, а уклончиво-холодное слово «сотрудничество» сменилось бы более простым, честным и ясным – «дружба». Но я об этом не стал ему говорить, ибо это тоже «не мое собачье»…
«Босуорт» близко, а это значит, что работы у нас прибавится. Во-первых, надо будет расчистить и привести в порядок посадочную полосу; во-вторых, настрочить с десяток писем, затем заняться энергичной разборкой кладовых, чтобы разместить новые съестные припасы и аппаратуру. Кладовка у нас большая, новая, мерзлота надежно защищает продукты от порчи, однако всякий раз, разгружая «челнок», я опасаюсь, что мы можем всего не уместить и придется копать новое помещение. Кроме того, надо будет снять последнюю информацию, уложить в опечатанные контейнеры дискеты с записями экспериментов и отправить на Большую Землю. Там их проглотит и переварит Главный Компьютер и, может быть, выдаст резюме, которое откроет нам дорогу в антимир, в четвертое измерение, в нуль-пространство, а может быть, вновь сошлется на недостаточность информации и, разинув пасти своих терминалов, будет еще несколько месяцев ждать новых поступлений.
Да, «Босуорт» на подходе, в зоне устойчивой радиосвязи, а это значит, что его надо ожидать не сегодня-завтра. В прошлый раз он первым разгрузился у геологов. Значит теперь его надо будет ждать у нас. И я улечу на нем на каникулы. И вернусь только через три месяца. Вот счастье-то!
Я вышел из отсека. На станции уже все все знали. Кругом царила веселая суматоха. Ламарк и Кроуфорд несли огромные охапки лент, исчерканных самописцами. Галиб Мусаевич о чем-то спорил со своим замом, который моментально зацепил меня и отправил с «мистером Гаверелом» чистить посадочную полосу под командой Стасика. И мы пошли одеваться.
Одежда для поверхности включает в себя теплое белье, нижний комбинезон, верхний комбинезон с электроподогревом, герметичный скафандр с гермошлемом, светофильтром, запасом кислорода и НЗ, рацией и аварийным передатчиком. И все это для того, чтобы пройти двадцать метров, открыть люк, сесть в кабину комфортабельного бульдозера и прокатиться три километра по укатанной дорожке, которую за это время и не успело основательно замести.
Но закон есть закон. Мы с Каином живо натянули скафандры поверх белья, но Стасик не торопился. Он любил одеваться серьезно и неторопливо, разравнивая каждую складочку и застегивая каждую пуговку, степенно, по словам Каина, как архиепископ Кентерберийский перед торжественной службой в честь тезоименитства ее величества. Облачившись в нижний комбинезон,
