не очень тихо.
Илень услышала и завела старую шарманку о дерзости, об отношениях, о глупых оскорбительных словах, которые и вправду могут обидеть.
Мне даже стало чуть-чуть стыдно, и я подумала, уж не извиниться ли…
В конце концов, Илень ведь не виновата, что у нее толстый зад.
Она сказала, что понимает мое волнение и тревогу, так как слышала, что мне поручили большую роль в школьной пьесе, а я не привыкла подстраиваться под других и тем более быть ответственной.
Все мои угрызения совести вмиг улетучились. И я обрадовалась, когда услышала, как Илень спрашивает у Дженни:
– Послушай, можно тебя попросить ответить мне совершенно откровенно? Как ты думаешь, мой з… ну, моя новая юбка меня полнит?
Я решила рассчитывать только на себя: хорошо выучить роль и показать им всем, на что я способна.
Все было прекрасно-распрекрасно днем, но далеко не так радужно ночью. Мне снились странные кошмары, будто я совсем одна на сцене и, как золотая рыбка, то открываю, то закрываю рот, но при этом не издаю ни звука. Я бы даже пузыри пускать не смогла. Зрители заерзали на своих местах и стали кидаться в меня гнилыми фруктами. Одно червивое яблоко угодило мне прямо в разинутый рот. И я стала похожа на молочного поросенка Призрака Нынешнего Рождества. Затем меня насадили на вертел и зажарили. Я кричала, что горю, и меня принялись поливать водой. Тонны воды извели…
Когда я проснулась, постель была ужасно мокрой, и мне пришлось тащиться знакомым путем к шкафчику в ванной комнате. Встретила Хлюпика Питера, направлявшегося туда с той же целью. Он плакал. Как я уже говорила, я никогда не плачу. Иногда у меня бывает аллергический приступ, но это болезнь, а не эмоции.
– Чего ревешь, глупыш? – спросила я.
– Мне так страшно, что я провалюсь на школьном рождественском спектакле! – рыдал Питер. – И зачем только, зачем, зачем мисс Симпкинс назначила меня на роль Малютки Тима? Не хочу играть! Не могу запомнить слова, не знаю, на какой ноге скакать, а когда на нас будут смотреть зрители, будет еще хуже. Тебе хорошо, Трейси! Ты никогда ничего не боишься, ты ужасная воображала – тебе бы только выступать!
– Какая наглость! И не смей называть меня воображалой! – возмутилась я.
– Да ты и есть воображала!
– Да, знаю, но зачем мне об этом напоминать?!
– Я бы все на свете отдал, чтобы стать воображалой, – на полном серьезе сказал Питер. – А ты не можешь меня научить, Трейси? Вдруг есть какой-то особый способ?
– Да это же природный дар, Питер! – воскликнула я. – Я такой родилась. Вылетела из чрева своей мамы и сказала доктору с медсестрой: «Привет, ребята!» – потом перекувырнулась, встала на свои маленькие ножки и прямо на столе станцевала чечетку.
В темноте я нащупала голову Питера. Рот у него был раскрыт от удивления. Я тихонько его закрыла.
– Шутка, – призналась я. – Ладно, окажу тебе любезность, Питер, –
