изменится. «Я не в состоянии заботиться о ребёнке», произнёс я.
Женщина улыбнулась огромной улыбкой прощения, которого я не заслуживал. Я хотел, чтобы она взяла свои слова обратно.
«Отвезите её в Портленд», – умоляла женщина. Кровь текла из её рта, портя улыбку. «Обещай мне, что отвезёшь её туда».
«Портленд», – кивнул я, понимая, что лгу. Я лгал умирающей женщине. Я был настоящим дерьмом.
«138 Северный Пакард. Повторите это». Кровь делала её слова пузырчатыми.
«138 Северный Пакард», – сказал я в ответ. Ребёнок лепетал, присоединяясь к моей лжи.
«Они будут охотиться на тебя», – сказала она и её глаза больше не фокусировались ни на мне, ни на чем другом. Её бред становился все сильнее.
«Сэм!» – внезапно позвала она.
«Я здесь», – сказал я, переместив руку с её безжизненной ладони на лоб.
«Ты сделаешь это?» – снова взмолилась она.
«Да», – солгал я.
«Тогда знай, я люблю тебя за это. Я люблю…» Последовало молчание. Её глаза так и не закрылись, когда дыхание остановилось. Проклятые слёзы. Я отодвинул прядь волос от лица. Я не мог остановить поток слёз. Я высунулся обратно в окно, вытащив за собой вонючего ребёнка. Я положил её в автокресло и посмотрел на безымянную девочку.
«Она любила меня», – тихо сказал я. Слова, которые я не слышал с самого детства. Малышка улыбнулась моим воспоминаниям. Я вытер глаза тыльной стороной ладони, пытаясь успокоиться. Она любила меня, а я так и не спросил её имени.
Я оттащил ребенка и её сиденье в небольшую тень, которую давала боковая стенка машины. Она лепетала от звука скрежета сиденья по наждачной поверхности. Я залез обратно в заднее окно и вытащил два цветных пакета, на которые раньше не обратил внимания. Надеюсь, в них что-то было. В багажнике у меня была только маленькая сумка для ночевки, горшок и пара одеял, чтобы накрыть горшок.
Первая сумка принадлежала ребенку. Подгузники, салфетки и шесть пачек тёплого сока с двумя пустыми детскими бутылочками. Если Бог есть, то он послал коробки с соком. Дьявол, должно быть, послал подгузники. Я не мог с чистой совестью позволить ребёнку сидеть теперь в своих какашках. Все подгузники были без инструкций. Я залез поглубже в сумку. Пара резиновых жевательных игрушек и сложенный пластиковый коврик, никаких инструкций по использованию подгузников. Я посмотрел на ребёнка.
«Ты знаешь, как это делать?» сказала я, протягивая одну из пеленок. Она улыбнулась.
«Ты вонючий ребёнок», – сказал я, улыбаясь в ответ. На этот раз я получил большую беззубую ухмылку. Я ткнул её в животик концом пеленки. «Вонючий, вонючий», – лепетал я. Она могла смеяться. Смерть леди, моя разбитая машина и наша медленная смерть от обезвоживания исчезли в этом смехе. У меня было её безусловное внимание, и я эгоистично злоупотреблял им. Впитывание детского смеха, казалось, облегчало страдания. Что бы я ни делал, если я улыбался – она начинала
