задумчиво посмотрел вслед Холдену, а затем навис над Фрэнки.
– Проваливай, придурок.
Фрэнки усмехнулся.
– Какие мы чувствительные, Уитмор. Увидимся позже, чуваки. – Он поднял два пальца вверх в знак мира и отправился восвояси, словно это было его собственным решением.
Ривер перевел взгляд на меня.
– Ты ведь придешь на вечеринку, Ви?
Я кивнула. Боже, какой он симпатичный! Высокий, темноволосый, голубоглазый. Телосложение квотербека, кем он и являлся, футболка плотно облегала мышцы на руках и торсе. Сердце пропустило удар, чего рядом с Миллером у меня никогда не случалось.
Точнее, это было не совсем так.
Мое сердце рядом с Миллером билось совершенно иначе, нежели рядом с другими: когда у него падали показатели и ему становилось плохо; когда я вспоминала ту ужасную ночь, в которую он чуть не умер у меня на руках; когда я обнимала его на прощание после вечера вместе и чувствовала биение наших сердец в унисон.
Вдруг пришло осознание, что Ривер ждет ответа на вопрос, пока я стою, как дурочка, и думаю о другом парне.
– Э-э, да, приду.
– Отлично. Тогда увидимся, – произнес он и зашагал прочь вместе со своим другом.
– Ага. Увидимся.
Эвелин уставилась на меня, уперев руки в бока.
– Что?
– Тебе обязательно быть такой правильной? Ты спугнула Холдена.
– Я? Вряд ли. Да и в любом случае, мне кажется, чтобы его напугать, понадобится что-то посерьезнее лекции о пассивном курении.
– Верно. Глядя на него, я думаю, он успел повидать дерьма в этой жизни. Интересно, что с ним приключилось? – Она провела языком по нижней губе. – Пожалуй, посчитаю это вызовом.
Мы снова пересекли лужайку, и я заметила Миллера, который сидел на камне возле столиков кафетерия. На нем были рваные джинсы, ботинки и выцветшая винтажная футболка Sonic Youth. На коленях лежал пакет с едой, сам же Миллер рылся в рюкзаке, вероятно, в поисках инсулина.
Эвелин проследила за моим взглядом и вздохнула.
– Ты собираешься рассказать ему о вечеринке Ченса, да?
– Конечно. А что? Думаешь, Фрэнки со своими парнями продолжат над ним издеваться?
Эвелин пожала плечами.
– Фрэнки – идиот, ему больше нечем заняться. Но Миллер, похоже, может за себя постоять. Твой маленький мальчик уже совсем взрослый, правда? Очень жаль.
– Очень жаль, что? – спросила я, вспыхивая. – Очень жаль, что он бедный? Какое это вообще имеет значение?
– Дело не в том, что он беден. А во всей картине в целом. Он жил в машине. Его мать занималась проституцией. Все это создает вокруг него определенное… облако?
– Ауру? – подсказала я, скрестив руки на груди.
– Ауру, точно! Она исходит от него, как дурной запах.
– Эвелин, ты говоришь ужасные вещи.
«Раньше от него пахло лесом, а теперь – солнцем
