с сосудистой сеточкой, в рыжевато-коричневых пятнах и родинках, оставленных жизнью, – копошится над маленькой клумбой, где проклюнулись нарциссы.
Интересно, куда собирался Илья, неужели вправду гулять?
Говорят, что его единственного из всех родители сами отпускают хоть куда – в метро без пропуска, без маски, безо всего, хотя везде писали, что карантин – не каникулы, что это мера предосторожности и блабла-бла. И не боится, просто не думает, что может быть. На секунду представляю себе, что тоже еду в полупустом вагоне – но не одна, а Илья рядом.
От этого становится стыдно, и снова смотрю на деревья.
Может быть, мама сегодня скажет вынести мусор, тогда посмотрю на деревья близко.
Мы не паникуем, нет.
И бабушка с дедушкой живут в другом районе, а им продукты социальная служба привозит, нам нет нужды, нет беспокойства, нас воообще это коснулось мало. Мне так даже лучше – сплю плохо, долго, могу перед самым уроком вставать. Но улица, прогулки, когда хочется просто… не знаю, до Алёнки дойти, сказать, что… Что. Всегда хочется о чём-то важном говорить, даже если важного нет.
Об отчиме?
О её матери?
Но когда хочу выйти на улицу, мама начинает плакать.
Что, говорит, тебе до меня дела нет, да?
Не помнишь, как я в том году тяжело гриппом болела? Температура не снижалась пять дней, а потом ещё слабость. Ходила, за стены держалась. Не помнишь?
Я помню.
И никуда не иду, и снова выхожу на балкон смотреть на липы и берёзы.
– Пап, у тебя когда лекция? – выглядываю из комнаты, кричу в приоткрытые двери кухни.
– Через двадцать три минуты, – он поднимает глаза на часы, – уже пойду к компьютеру сейчас. А что?
– Ничего. Хочу почитать на кухне, тут свет лучше.
– Сейчас мама придёт кашу варить.
Не очень люблю сидеть на кухне, когда что-то варится, но сейчас всё равно. Не хочу быть одна.
– Ничего, на твоё место сяду, под форточку.
Папа кивает, закрываю дверь.
Беру телефон опять.
София Александровна, здравствуйте ещё раз. Написала Илье.
Прочитала, промолчала. Наверное, другой урок после нас, не может ответить. Не помню, говорила ли она, что нет нужды всякий раз здороваться, когда пишешь. Помню, наша классная в началке здорово бесилась, когда мы подходили – здрасьтездрасьтездрасьте по десять раз на дню. Один раз поздоровались утром – и хватит, говорила. Остальное для дома, дядям-тётям оставьте. Но нам-то хотелось, чтобы видела, что мы здесь, что мы её любим.
Любили ли на самом деле?
Думаю, нет.
Так, походили в гости в первой четверти пятого класса, а потом забыли.
И она уже новых маленьких взяла.
Помню, как папа удивлялся, когда ей дали вести у нас историю. Она же не историк, говорил, что же, просто учебник вам вслух читать будет? Так это можно и дома.
А нам было всё равно – историк или нет, когда нравилось.
