style="font-size:15px;"> Нет, правда – вдруг вопрос?
Вот ей и задашь.
(Мама Яны огрызается сразу, выходит из себя. Фаина быстро бы всех заткнула, да и София как-нибудь постаралась. А она не может.)
Ты так говоришь, потому что твоё поступление накрылось. Куда там собиралась?
Уже неважно.
Нет, почему, ты скажи. А мы все послушаем, в Англию, да? Да мы помним, как ты английский знаешь. Вот из ёр нэйм, что ли? Так ты и это сказать не можешь.
Ты просто завидуешь, что у твоих родителей нет денег на обучение за рубежом. Так и останешься здесь. Будешь кассиршей работать. А что, и они нужны. Мой папа говорит, что кассиру тоже учиться нужно, быть – как это сказать – психологически устойчивым. Вот и учись быть устойчивой. Прямо сейчас. А по английскому я на курсы хожу, не с вами же учить в группе, в которой…
Девочки, прекратите. Сейчас София Александровна придёт.
Да она забыла.
Нет, она красится. Помните ту помаду? Как она размазалась, а парни заметили? А она сказала…
А она сказала, что пойдёт поправить, а чтобы мы пока прочитали… Вера, ты не помнишь, что она просила прочитать? Такую ещё вроде бы грустную историю про учительницу и пацана, который, ну, бедный ещё был, голодный, а она ему помогла… Вер, помнишь? Ты же больше всех помнишь.
Нет, не помню.
Я помню. Мы тогда читали «Уроки французского». Мне кажется, что он был не просто бедный – тогда ведь все бедные были, но какой-то особенно неприспособленный, гордый. И его малокровие – наверное, поэтому был тоненький как тростиночка, бледный. Он, конечно, маленький ещё, одиннадцатилетний, но и взрослым наверняка бы не стал так про Софию говорить, помаду вспоминать. Ну размазалась, что такого – у девчонок, которые красятся, часто размазывается, но всем ничего. Мальчик покупал на рубль молока, но мы не знали, дорого ли это. София говорила, что вообще-то нет, но для деревенского бедного парня – да. Что всё относительно, как и теперь. А что теперь, мы спрашивали. Но про «теперь» София говорить не хотела, не терпела актуальности никакой.
Только очарования и ждала.
Сейчас в холодильнике пакет открытый стоит, а я и не пью, не хочется. Это потому, что у меня нет малокровия. И, если честно, ни у кого в классе нет – вон какие в окошках «Zoom» лица, с толстыми щеками, намазанными пудрой (у девчонок, конечно; у парней некрасивые по-другому). Мы читали, что для видеозвонков нужно пудриться, а то лицо выйдет блестящее и некрасивое. Я не пудрюсь, но смотрю, пытаюсь получиться красиво.
Софии ещё нет, но включаю камеру и микрофон.
Снова голоса.
А вон и Верочка добавилась.
Ты что, с выключенным сидела? Подслушивала, да?
Смотрю на себя в экране.
У меня хороший компьютер, папа полгода назад купил – только мне. Поэтому на рабочем столе стоит заставка из «Блича», и никто не скажет – мультяшек, мол, убери.
А это бабы или мужики вообще?
Никто не спросит.
Раньше, когда тётя с дядей приходили, вечно спрашивали, будто специально забывая то,
