чтобы лучше рассмотреть нас, потому что он существо водное, в воде и слышит, и видит лучше. А над водой он оказался подслеповат, наклонил голову к самому кораблю, громадную свою башку, а я схватил копье, – серый маг кивнул на свой посох, – и всадил ему прямо в ноздрю!
Слушатели охнули.
– Так почему же он не потопил нас ко всем…
– Потому что дракон – это животное. Он огромный, сильный, но глупый. Как акула. Она тоже плавает вокруг добычи, выясняет, не опасна ли та, а когда уверена, набрасывается и жрет. Дракон такой же, громадный, но не понимает, что соперников у него нет. Если бы он видел нас снизу, из воды, то не задумывался бы – потопил. Знает, что кораблики ему не опасны, но видел их только снизу. А над водой он нас не разглядел, не понял, что мы такое, получил моим копьем в нос, туда, где нет чешуи, мясо мягкое, много сосудов и нервных окончаний, испугался и ушел на глубину.
– Ага, – поделился один из слушателей с другим, – у меня тоже так, вырву волос из ноздри – а потом слез унять не могу! Нос – это дело такое, чуйствительное!
С того дня Тобиус, доселе бывший на корабле кем-то вроде молчаливого отщепенца, не искавшего компании почти ни с кем, словно укутался в ореол почтительного избегания. На него смотрели с опаской и уважением, как на человека сильного, но слишком грозного, чтобы искать с ним дружбы. Один только Томех все-таки выпытал правду о том, как был отважен морской ящер. Пассажиров не мучил вопрос, что за гудящий жар с оранжево-красными отсветами появился за мгновение до последнего драконьего вопля, они не интересовались, как «простой человек» увидел дракона в бушующем мраке, в то время как настоящие мореходы его не разглядели. Они просто об этом не думали.
Крик «Земля!» раздался в середине третьей недели плавания. Из-за шторма «Фредерика» немного задержалась, что несколько плачевно отразилось на запасах продовольствия, но вот берега Оры стали потихоньку выползать из-за горизонта, и еще через двое суток шхуна уже входила в скалистые объятия фьорда, зовущегося Турсент-фьорд.
По мере того как корабль приближался к северному острову, дыхание белых снегов крепчало, матросы не успевали счищать с палубы наледь, и на всей шхуне не находилось места, где можно было бы согреть окоченевшие члены. Однажды утром пассажиры вышли из трюма и увидели, что судно идет сквозь плотную пелену снегопада. А ведь стоял юн!
«Фредерика» неспешно устремилась по широкому коридору меж нависающих заснеженных скал, то и дело меняя курс, чтобы не подойти к ним слишком близко, не разбиться и не сесть на мель. Благодаря тому что стояло лето, обошлось без взламывания льда, на которое такое суденышко едва ли сподобилось бы, и игр в салки с айсбергами.
– Вот смотрите! – возвестил капитан. – Мы дошли! Это он, Хармбах, ваш порт прибытия! Выношу команде благодарность!
– А над…
– Киллеган, сволота, только заикнись о надбавке! Ну только заикнись – и увидишь, что будет! Благодарностью обойдетесь,
