нее.
А твоя мама добавляет:
– А тебе бы пойти и продолжить кормить лошадей.
Я молча киваю и выхожу, закрыв за собой дверь. Пока я иду обратно, мои руки и ноги кажутся тяжелыми. Я нервничаю перед выходом на пастбище, боюсь, что альфа-кони снова нападут на меня, но Белль Стар, спотыкаясь, подходит прямо к калитке, навстречу мне, словно она понимает, что я здесь, чтобы спасти ее. Я медленно веду ее к круглому загону, и она хромает рядом со мной, кровь продолжает идти у нее из носа.
Я вспоминаю о твоей банде и провожу рукой по морде Белль Стар, пытаясь нащупать, не ударили ли ее, нет ли перелома.
В сарае я нахожу фонарик. Наклонив его, я пытаюсь заглянуть ей в ноздрю, но не могу понять, что вызывает кровотечение. «Инсульт! – думаю я. – Кровоизлияние в мозг! Удар тупым предметом!» Я даже погуглить ничего не могу, потому что у меня нет Wi-Fi.
Я вспоминаю выражение лица твоей матери, ее повторяющиеся вопросы, будто она догадывалась, что речь идет о Белль Стар, или подозревала, что именно с ней что-то случилось. Вспоминаю мертвого кота. Болезненных, хрипящих собак. Я пытаюсь убедить себя, что на ферме это в порядке вещей. Это «дикая природа», а я просто слишком чувствительная. Но та часть моего мозга, которая включается вместе с твоим подкастом, подсказывает: «Серийные убийцы тоже убивают животных». Я приношу люцерну для Белль Стар. В круглом загоне нет воды, поэтому я вытаскиваю из-за сарая поилку и наполняю ее из шланга из соседней гостевой хижины. Как только Белль начинает мирно жевать, я ухожу кормить остальных лошадей.
Когда через какое-то время я возвращаюсь, твой отец сидит в круглом загоне рядом с ней и пытается осмотреть ее морду, а она шарахается в испуге и закидывает голову.
Он делает новую попытку подойти к ней. Она артачится и убегает, спотыкаясь, на другую сторону пастбища. Он по-мальчишески улыбается мне:
– Похоже, пора отправить эту лошадку на большое-большое пастбище на небе. – Он указывает двумя пальцами на ее лоб, а она отходит в сторону.
– Мне это не кажется смешным, – ледяным голосом отвечаю я.
– Нет, – говорит он, пристыженный, но не перестающий улыбаться. Он хлопает в ладоши. – Поверьте, это царапина, миледи! Всего лишь царапина!
– Может, мы позвоним ветеринару, чтобы убедиться в этом?
– Где мы возьмем такие деньги? – Он играет в ту же игру, что и твоя мать. Я думаю о четырехстах разных ружьях и пистолетах, о мини железной дороге и мраморной статуе Христа.
– Я заплачу.
Я знаю, что не должна быть такой настойчивой. Мне нужно подыгрывать, чтобы понравиться им, но внезапно я задаюсь вопросом: правильно ли было устраиваться сюда на работу, чтобы проводить свое расследование? Они не хотят, чтобы я ходила в полицию. Не хотят, чтобы ездила в Хеппи-Кэмп. Чтобы подходила к твоему дому. Возможно, я смотрю на ситуацию не под тем углом.
Но я напоминаю себе, что ты была здесь. Ты жила здесь. И пропала ты отсюда. А еще, напоминаю я себе, Джед вернется через несколько дней. Быть может, он не будет похож на твоих родителей. Быть может, ему я смогу доверять. Я не могу рисковать
