обстрелом, но вместе с тем точно, быстро и безбоязненно, хотя и была необстрелянной, выполняла свою работу. Определив дистанцию до противника и произведя пристрелочный, Колесов немного подождал, когда медленно двигавшийся флагман наплывет на орудийный срез, и отдал приказ открыть огонь всей батареей. Первым же залпом корабль был накрыт. Полетели куски досок, обрывки такелажа, в районе мостика появился огонь. Второй залп был таким же удачным. Капитан корабля, поняв, что попал под плотное накрытие, поспешил вывести его из-под обстрела. Оба корабля выполнили поворот «все вдруг» и скрылись через некоторое время в тумане курсом в открытое море.
На батарее прекратили огонь, прислуга осматривала пушки, перевязывали раненых, подносили из погребов новый боезапас. Прибежавший Степан принес Колесову мундир и, так как санитары были заняты переноской раненых солдат в лазарет, сам стал обрабатывать Колесову небольшую рану на лбу, причиненную, видимо, осколком камня или щепой.
Смотрящие напряженно вглядывались в серую мглу, иногда принимая за корабли неприятеля седые космы сырого тумана, наползавшие с моря в самых причудливых, похожих на парусники, формах. И тогда по крику смотрящего все бросались к орудиям, занимали свои места в готовности начать стрельбу. Комендант форта выслал вверх и вниз по берегу отряды казаков на случай высадки десанта и сейчас с тревогой ожидал от них известий. В поселке в спешном порядке вооружались все кто мог носить оружие; в море был выслан комендантский весельный бот с целью разведки. Проблуждав в тумане около часа, разведчики вернулись ни с чем.
Около полудня туман рассеялся. Море, принимая в себя лучи запоздалого солнца, заискрилось бликами и слабо зашлепало в берег волной. Горизонт был чист, ни единой посудины нигде видно не было. Однако всю оставшуюся часть дня провели в тревожном ожидании. Ночью никто не сомкнул глаз. И только к концу следующего дня, когда от всех дозоров, высланных по берегу, пришли утешительные вести о том, что присутствие неприятеля нигде не обнаружено, напряжение стало спадать, и Колесов сел писать рапорт генерал-губернатору.
Закончил уже при свече словами: «…и с божьей помощью тот приступ был отбит, что в очередной раз показало мощь русского оружия и нерушимость рубежей Российской империи. А посему, Ваше высокопревосходительство, позвольте похлопотать о награждении особо отличившихся по их заслугам согласно прилагаемому списку…» Уже много позже из письма Муравьева Василий Андреевич узнал, что английский адмирал, командовавший в то время объединенной англо-французской эскадрой, после ряда провальных попыток по разгрому русских Дальневосточных форпостов и особенно позорной двойной неудаче при штурме Петропавловска-Камчатского, покончил жизнь самоубийством, о чем Муравьеву , в свою очередь, сообщил в переписке наш посол в Лондоне.
Глава 3
Вечером, еще до темноты, выбрав сбоку тракта большую
