она довольно улыбалась, и я совершенно успокоилась – и тут, как назло, на меня напал приступ кашля, не давший закончить фразу…
– Что такое, моя девочка? Ты простудилась? – встревожилась мама. – Вот и голос охрип, и руки ледяные… Ирина Львовна, голубушка, вы уж потрудитесь в другой раз не таскать детей на улицу в такую погоду, – недовольно прибавила она. – Какая была надобность?
Ирина поперхнулась от возмущения и готова была возразить; я думаю, она уж и забыла, о чём мы просили её. А легкомысленная Анюта так и прыснула со смеху, радуясь, что недотроге-сестрице сейчас попадёт. Я испугалась, что наше последнее алиби вот-вот рухнет, и поспешно заговорила:
– Мамочка, Ирина Львовна не виновата, мы сами напросились! А сейчас идёмте домой, пожалуйста! Если я согреюсь и лягу в постель, мне сразу станет лучше, правда-правда! Да и мисс Мур надо проведать, как она там…
– Ах, ну да… Представьте, милая: гувернантка наша больна, теперь вот Лиза заболела, а там, не дай Бог, ещё и младшие! Я с ума сойду! – маменька застегнула мне пальто, пощупала рукавицы у Бориса – разумеется, они были насквозь мокрыми – и сокрушённо покачала головой.
Я же нарочно притворялась, что плохо себя чувствую и мечтаю лечь, лишь бы уйти от Березиных поскорее. Ещё и с Анютой придётся объясняться, а я была не готова рассказывать ей правду; значит, следовало что-то выдумать. Я вздохнула: как же это утомительно – постоянно обманывать и выкручиваться!
Мы вышли на улицу. Вьюга совершенно улеглась, небо прояснилось, даже проглядывали звёзды; под ногами похрустывал первый снег.
– Будем загадывать желание? – шепнул Борис. – Ты только снега не ешь, тебе нельзя – а я съем за нас обоих!
Он улучил минуту, пока мама отвернулась, и сунул в рот горсть пушистого снега. Я без слов знала, что он загадал: нам очень хотелось снова оказаться в волшебной лавке господина Вортеп-Бара… Хотя после визита к Березиным, где было так обыденно и скучно, по мере приближения к нашему дому все те чудеса стали казаться мне сном или видением. А вдруг проснусь завтра, и окажется, что я тяжело больна, у меня температура, а вчерашнее мне просто почудилось?
Я вздрогнула от этой мысли и сжала руку Бориса. Когда мы вернулись домой, мама спешно позвала Егоровну и велела ей уложить меня, принести горячего чаю, малинового варенья и измерить мне температуру. Градусник няне был не нужен: температуру у нас она безошибочно определяла своей опытной, натруженной ладонью.
Я тихонько попросила Бориса постучаться к мисс Мур и узнать, как она поживает. А ещё подумала, что вот ей-то я, наверное, смогла бы рассказать о господине Вортеп-Баре – если только она в состоянии меня выслушать.
– Пока не нужно, – заявил в ответ Борис. – Я вот думаю, если мисс станет лучше, мы могли бы её невзначай привести туда, понимаешь? Ну, притвориться, что хотим в зоосад пойти, или ещё что… Вдруг, когда познакомится с Андреем Ивановичем, она, м-м-м, выздоровеет?
Я
