пуха. Но он пригляделся и понял, что они заполняют все пространство от одного корня до другого. Он видел такие тонкие корешки вокруг настоящих корней. Даже у моркови бывают такие корешки-ворсинки.
Нетот протянул ладонь и коснулся ворсинок, пролетая мимо луча, и внезапно почувствовал опору под рукой. Тогда он сделал усилие, словно хотел дотянуться до луча, и ворсинки тут же слились с его рукой и потянули его тело. И в следующий миг он уже вцепился в луч, и страшный голод начал заполнять его тело.
Желудок свело, все поджилки задрожали, ни одной мысли, кроме как о еде, в голове у него не осталось. Это было так сильно и внезапно, что Нетот непроизвольно отпрыгнул от луча, словно отталкивая его от себя. Голод тут же ослаб, но его снова понесло, правда, теперь вверх, прямо к светилу.
Он скользил животом по кончикам ворсинок и ощущал их как гладкую плоскость, по которой можно двигаться. Но не удержал этой сцепки, и его оторвало от ворсинок. И тут же движение ускорилось, и его просто выкинуло на поверхность нижнего светила, так что он кубарем покатился к световому столбу, уходящему вверх.
И опять все виды охоты накатились на него. И он одновременно хотел всего, начиная с еды. Но этот голод не был таким сумасшедшим, как испытанный раньше возле вызывавшего голод корня. Это стало занимать Нетота. Он с подозрением отодвинулся от голодного корня и огляделся. Рядом было еще несколько корней, уходивших то вверх, то вниз.
Нетот решил проверить свои подозрения и пошел-полетел к следующему корню, вглядываясь в свои ощущения. Они изменялись по мере удаления от одного корня и приближения к другому. Он пошел дальше. И ощущения его менялись каждый раз, когда он проходил мимо очередного корня-луча. Никогда Нетот не подозревал, что в нем живет столько желаний и столько их оттенков.
Подходя к одному из лучей, он почувствовал, как нарастает похоть, да так, что все его естество набухло и готово было порвать порты. Охота была столь сильной, что было даже больно. Нетот осторожно отступил, глядя на вздыбившуюся ткань. Боль ушла, но возбуждение не уходило, пока он не оказался ближе к другому лучу.
Тут желание проказничать и озорничать стало овладевать им, и возбуждение на глазах спало вместе с бугром в портах, заместившись озорством…
Нетот ощущал себя пустым сосудом, в который кто-то наливает разные жидкости. Все жидкости вызывали охоту, но охота была разной, и лишь одно было общим: входя, она всецело становилась его натурой, и он узнавал себя в каждом из этих состояний.
Тут же вспомнилось, как он любил себя за то, что был веселым и проказливым. И как это нравилось всем в деревне. Но сейчас Нетот сомневался, что это он был таким, сейчас он начал догадываться, что это озорство просто заполняло его… Но вслед за этим он вспомнил, как всегда сторонился похоти, сам не понимая почему. Словно берегся от нее…
А вот это было другим, эта осторожность шла изнутри. Она была его осторожностью. В отличие от охоты, которая вливалась в него, словно жидкость по трубке… Стоило
