это налагает на каждое государство определённые обязательства. Господа, для спасения Греции нужны не просто деньги, нужны большие деньги! Это как раз тот случай, когда надо расстаться с частью своих накоплений, чтобы не потерять всё нажитое непосильным трудом! Россия тоже не останется в стороне. От имени Президента мне поручено довести до участников высокого собрания, что уже завтра мы можем перевести заём, сумма которого обеспечит жизнедеятельность Греческого государства в течение трёх месяцев, конечно, при условии жёсткой экономии. Однако для этого нужно проявление политической воли. Я имею в виду положительное решение о помощи Греции всех участников саммита, всех без исключения. Господа, сегодня мы все в одной лодке!
При этом докладчик непроизвольно сделал жест рукой в сторону VIP-зоны, где находилась и наша российская делегация во главе с Президентом. Я не видел, но знал, что где-то на расстоянии вытянутой руки рядом с Президентом находится и его советник по вопросам безопасности – бывший генерал ГРУ (хотя говорят, что бывших не бывает) и мой новый знакомый Нестор Рождественский. Возможно, где-то рядом с ними, а может и рядом со мной, сидит человек, ради которого я сюда и прилетел.
От этой мысли мне стало тошно, и я непроизвольно закрутил головой. Однако в поле зрения попадали люди, которых к личности Таненбаума отнести было нельзя даже теоретически: убелённые сединами светила российской науки и рядом с ними представители властных структур.
В перерыве я мелкими глотками пил в баре довольно сносный кофе. Мне было известно, что завтра в полдень после двадцатиминутного доклада Президент вместе со своей свитой покинет саммит, а это означает, что никакой информации, по всей вероятности, в ближайшие три дня я от своего новоприобретённого друга не получу.
Так и случилось. После отъезда Президента я мужественно ещё два дня слонялся по семинарам, пил в баре кофе, подолгу глотал табачный дым в курилке, и слушал, слушал и слушал. При этом я ещё активно крутил головой, вглядывался в лица участников саммита и наивно пытался найти хотя бы какую-нибудь подсказку.
Однако госпожа Удача в тот период была ко мне не особо благосклонна, и к концу третьего дня от умных разговоров и глубокомысленных предсказаний дальнейшего пути развития стран «двадцатки» меня, честно говоря, уже мутило.
В Москву я прибыл первым рейсом экспресса «Красная стрела» и сразу направился на доклад к Баринову. Владимир Афанасьевич внимательно меня выслушал, после чего молча протянул мне папку, в которой находились наиболее важные донесения. В папке был один лист с машинописным текстом и фотография молодого человека, переснятая из личного дела.
– Это Акулов, – пояснил генерал, не дожидаясь, когда я вчитаюсь в текст сообщения. – Владимир Иванович, двадцать четыре года, военная специальность – боевой пловец. Родился и до момента призыва на срочную службу в ВМФ проживал в Петербурге.
