как в прорву, а Майклу скоро в школу, и это новые расходы, а на кредит больше рассчитывать нечего, – Селеста поняла, что до конца их дней им придется жаться и экономить. Высшего образования ни у нее, ни у Дейва нет, и оно им не светит, а в новостях все уши прожужжали, что процент безработных год от года все ниже, и про национальную программу трудоустройства, а никому и невдомек, что все это касается квалифицированных кадров или тех, кто готов вкалывать без страховки – медицинской и стоматологической, – и без всяких перспектив на повышение.
Селеста теперь часто ловила себя на том, что сидит на крышке унитаза возле ванны, где нашла тело матери. Сидит в темноте и, давясь слезами, думает о том, как же так случилось, что жизнь ее покатилась под откос. Именно там она и сидела в ночь на воскресенье, и было уже около трех утра, и дождь барабанил в окна, когда домой вернулся Дейв весь в крови.
При виде ее он как будто испугался. Он отпрянул, когда она возникла перед ним.
Она спросила:
– Что случилось, милый? – и потянулась к нему. Он опять резко отпрянул, так, что даже зацепил ногой порог.
– Меня ранили.
– Что?
– Меня ранили.
– Господи, Дейв, скажи же, что произошло?
Он поднял рубашку, и Селеста увидела на его груди длинный след от удара ножом, откуда, пенясь, текла кровь.
– Господи, родной мой, да тебе же в больницу надо!
– Нет, нет, – сказал он. – Рана неглубокая, просто кровит, как собака.
Он был прав. Приглядевшись, она увидела, что рана действительно совсем неглубокая, но разрез был длинным и сильно кровоточил. Хоть и не настолько, чтобы так испачкать его рубашку и шею.
– Кто это тебя так?
– Какой-то полоумный негр, – сказал он и, стянув рубашку, кинул ее в раковину. – Дорогая, я весь изгваздался.
– Ты что? Да как это все случилось?
Он смотрел на нее блуждающим взглядом.
– Этот парень хотел меня ограбить, ясно? И я кинулся на него. Тогда он ударил меня ножом.
– Ты кинулся на парня с ножом, Дейв?
Он включил воду, сунул голову в раковину, сделал несколько глотков.
– Не знаю, что на меня нашло. Помрачение какое-то. И я его малость попортил.
– Ты?..
– Я покалечил его, Селеста. Словно обезумел, когда почувствовал этот нож у бока. Понимаешь? Я сбил его с ног, подмял под себя, а потом, детка, я ничего не помню.
– Так это была самооборона?
Он сделал неопределенный жест рукой.
– Честно говоря, не думаю, чтобы суд признал это самообороной.
– Не могу поверить. Милый, – она сжала его кисти, – расскажи мне по порядку, толком расскажи, что случилось.
Она заглянула ему в глаза, и ее замутило. Ей почудилось, что в них мелькнула какая-то странная усмешка, похотливая и торжествующая. Это из-за освещения, решила она. Дешевая лампа дневного света
