любую традицию (то, что оно отвергало, и было как раз эллинистической культурой). Художник, которого создала Греция, уходил в небытие. Его приверженность преемственности определённого стиля предполагала поиск средств обеспечения этой преемственности; но зачем ему было изучать анатомию, академический рисунок, когда то, что они максимально успешно представляли, утратило ценность? Искусство нуждается в мастерстве только при определённом типе цивилизации…
Ремесленники регресса, как и всякие другие ремесленники, копировали; они не копировали искусство древности, напротив, то, что из него одно за другим извлекали творцы варварских и буддийских форм; копировали то, что заимствовали творцы византийского искусства: встречные, а не сплошные складки, в Азии – опущенные глаза, в Византии – характерные особенности Востока. Но хотя любое ремесленничество связано с прошлым, любое искусство ориентируется на будущее, оно озарено для нас тем, что это будущее сулит; а его история – это история произведений, сулящих успех. Мы вскоре увидим, как эти произведения будут наделять значением мир в процессе его становления и ради него разрушать мир старый. Ибо гений неотделим от своих истоков так же, как пожар неотделим от того, что он сжигает.
Если в Европе в эпоху Великих нашествий и в Византии античным формам пришлось столкнуться с формами варварскими и христианскими, то на территориях македонских царств в Индии они встретились с Буддой.
В те времена духовность греческая и духовность буддийская отчасти находили общий язык: буддизм – явление, хотя и азиатское, но не сугубо восточное. Мягкому коленопреклонению его женщин, жесту поклонения, когда сложенные тонкие ладони протягивали белые розы Кашмира и Гандхары, была чужда униженность Востока перед лицом августейшего Присутствия. Если в Греции свобода человека стремилась сравниться с силой судьбы, то буддизм, по меньшей мере, не желал ей поддаваться. Он вознамерился избавить человека от деяния, как и от метаморфозы, от его собственной воли, как и от космоса; в мёртвом городе брались за руки два ребёнка-бродяги, а вслед им с тоской смотрели обезьяны, тяжело взлетали павлины… Перевоплощение[144], неведомое древнейшей Индии, растворяло любую жизнь в вечности. Буддийская мысль была более тесно связана с Ведами[145], чем об этом думали в XIX веке; но индийская судьба была столь тяжкой (с какой силой Будда сказал: «Избежать Колеса!»), что от меланхолической проповеди Оленьего леса[146][147], казалось, зацветали бескрайние степи, когда она защитила мир состраданием. В греческих формах Центральная Азия находила формы другого освобождения. Но греческое освобождение было множественным, как сам человек; став после Александра более смутным, оно, однако, делалось всё более и более досягаемым для Азии. Когда Аполлон с фронтона Олимпии достиг Памира, он нередко превращался в солнечное божество. Сланцевые владыки могли бы относиться к барочному греческому искусству,
Перевоплощение (лат. реинкарнация, санскрит – сансара) – переход через различные состояния, «круговорот» – в этико-религиозных воззрениях индийцев.
Веды – «священные книги», четыре собрания древнеиндийской литературы (две тыс. лет до н. э.).
Согласно интуиции Будды, любое существование приносит страдания, болезнь и смерть, а смерть приводит к новому существованию. И люди, и боги – пленники замкнутого цикла (сансара). Будда был первым, кто достиг осознания действительности, следствием чего является разрыв этого замкнутого цикла существования («Избежать колеса!») и достижение нирваны. Павлин, газель, обезьяна и другие животные относятся к зооморфным символам буддийской мифологии. Считается, что газели были первыми слушателями проповеди Будды. Поэтому над дверями буддийских храмов часто встречаются изображения двух газелей.
…(Проповедь)…Защитила мир состраданием… – Начало второй главы этой части – реминисценция книги «Жизнь Будды» (1959 г.) Аниля де Сильвы-Вижье, о чём подробнее рассказывается в «Антимемуарах» Мальро (1967–1972 гг.). Принц Сиддхартха, будущий Будда, потрясённый страданиями людей, впервые произносит проповедь в Оленьем лесу (др. перевод: Парк газелей).
