Васильевичу?
Вопрос был непраздный. В идеале, на каждый хороший камень следовало искать своего достойного покупателя. А потому цена за один и тот же изумруд может варьироваться в самых широких пределах. Каких-то два года назад он посчитал бы за счастье продать каждый из этих камней всего лишь за триста долларов, но сейчас подобная цена вызывала только горькую улыбку.
Все-таки как меняются времена!
Все эти годы Зиновьев сдавал камни скупщику Васильевичу, проживавшему в соседнем поселке. Мужик этот был скуповатым, любил поторговаться за каждый камушек. Но выгода такой сделки заключалась в том, что, сторговавшись, деньги он всегда отдавал без волокиты.
По-своему этот Васильевич был личностью интересной и в некотором роде достопримечательностью всей округи. Старик любил рассказывать о том, что происходил из семьи потомственных хитников, а в пьяном разговоре, приложив палец к губам, сообщал, что у него в надежном месте спрятана карта, на которой обозначены демидовские изумрудные копи.
В подобные рассказы почему-то легко верилось. Никита знал немало примеров, когда дедовские схемы, нарисованные пращурами от руки, наводили на действительно богатые жилы. Странным было другое. Несмотря на немалый достаток, Васильевич ютился в старом дедовском срубе, поставленном лет сто пятьдесят назад. Плохонькая дверь закрывалась на хилый крючок, который можно было вырвать с корнем хорошим ударом ноги, а ведь в ведрах, которыми был заставлен дом скупщика, лежали драгоценные камни, за которые можно было получить серьезный срок. Удивительным было то, что его до сих пор еще никто не ограбил. Тем более что жил он бобылем, а бабы, которые порой скрашивали его одиночество, не выдерживали соперничества с драгоценными камнями и скоро уходили от него.
Самоцветами был завален даже его обеденный стол, и чтобы выпить чаю, Васильевичу приходилось всякий раз расчищать на столе местечко для чашки. Однако неверно было бы думать, что Васильевич не знает счет своим камням. Каждый из них он помнил «в лицо», как свои пять пальцев, и, несмотря на внешнее добродушие, был чрезвычайно подозрительным и недоверчивым человеком.
Особенно остро проявлялась настороженность у Васильевича после первого выпитого стакана водки. Даже на приятелей, с которыми был знаком не первый год, он начинал посматривать враждебно, подозревая в них предполагаемых грабителей. Никита помнил случай, когда после выпитой рюмки водки Васильевич сломал табурет об голову одного из своих постоянных клиентов, заподозрив его в краже.
Но среди хитников сложилось твердое убеждение, что под рукой Васильевич всегда держал и нечто более надежное, чем табуретки.
– Можно, конечно, и Васильевичу, – ответил Никита, бережно пряча изумруд в холщовый мешочек. – Сначала заценим у него, а там как получится.
– Значит, двинем к нему?
– Двинем! – согласился Никита, уложив мешочек с изумрудами на заднее сиденье внедорожника.
Антон
