боли и слезы. Она стояла в «Ожильви», в том месте, в которое ее тянуло всю жизнь, и плакала. Рыдала. Она опустила свои драгоценные подарки на мраморный пол, положила туда сэндвич, печенье и кофе, как ребенок кладет подношения Санта-Клаусу. Потом опустилась на колени сама – последнее подношение – и превратилась в сплошной комок боли.
Дилетантство и банальщина. Все ее подозрения, все страхи оправдались. Значит, голос, который нашептывал ей в темноте, пока спал Питер, не лгал.
Ее искусство – сплошное дерьмо.
Покупатели обходили ее, никто не предлагал ей помощи. Точно так же, подумала Клара, как она сама не предложила помощи бродяге у витрины. Она постепенно взяла себя в руки, подняла свои пакеты и поплелась к вращающейся двери.
Было темно и холодно, снег и ветер усилились, кусая ее теплую кожу. Клара остановилась, чтобы глаза привыкли к темноте.
Там, под витриной, по-прежнему лежал тот бродяга.
Она приблизилась к нищему и обратила внимание, что парок над блевотиной больше не поднимается – она замерзла. Подойдя ближе, Клара прониклась убеждением, что этот нищий – старуха. Она увидела клок седых волос и тонкие руки, прижимающие грязное одеяло к коленям. Клара нагнулась, ощутила ее дыхание – от этого запаха ее саму чуть не вырвало. Она инстинктивно подалась назад, но пересилила себя и снова наклонилась над старухой. Поставив пакеты на тротуар, она положила еду перед женщиной.
– Я принесла вам еды, – сказала она сначала по-английски, потом по-французски.
Она пододвинула пакетик с сэндвичем поближе к женщине и подняла стаканчик с кофе, надеясь, что нищенка их увидит.
Никакого движения. Клара заволновалась: а жива ли нищенка вообще? Она легонько приподняла грязный подбородок.
– Вы живы?
Из-под одеяла появилась рука в грязной варежке и обвилась вокруг запястья Клары. Голова приподнялась. Усталые, слезящиеся глаза встретились с Клариными и остановились на мгновение.
– Я всегда любила твое искусство, Клара.
Глава пятая
– Но это невероятно.
Мирне не хотелось, чтобы ее подруга подумала, будто она сомневается в ее словах. Но «невероятно» – это еще было мягко сказано. Это было немыслимо. И, несмотря на чашку чая и огонь в камине, кожа на ее руках оставалась покрыта мурашками.
Предыдущим вечером они ехали домой из Монреаля молча, слушали рождественский концерт по Си-би-си. На следующее утро Клара заявилась в магазин к Мирне ни свет ни заря, сгорая от желания поговорить.
– Невероятно, – согласилась Клара, запивая чаем коржик в виде звездочки и спрашивая себя, когда уже наконец Мирна подаст стоящие у нее повсюду вазочки с лакричными конфетами и засахаренным имбирем.
– Она и вправду сказала «Я всегда любила твое искусство, Клара»?
Клара кивнула.
– И это случилось сразу же после того, как Си-Си заявила, что твоя работа… ну там, сама знаешь.
– Не
