как к дому подошли двое. Недолго переговорили с бродягами, вышедшими из тени, и уверенно направились к крыльцу. Одного из них жиган узнал сразу – Васька Кот, узкоплечий и вертлявый, способный просочиться в любой оконный проем. Другой был чуть пониже ростом, но заметно пошире в плечах. Каждый его шаг был основательным, будто бы он пробовал землю на крепость, ожидая, что в следующую секунду она способна завертеться волчком. Даже издали было видно, что его фигура источает нешуточную силу. В его движениях ощущалась неторопливая солидность, какая присутствует у людей, привыкших к уважению.
– Кажется, пришли, – отстранился от окна Фомич. – Ты вот что, Лизавета, прощупай их пока, а я за ними из другой комнаты понаблюдаю.
– Хорошо, – отозвалась мадам Трегубова и пошла открывать дверь.
С первого взгляда в облике Хряща не было ничего подозрительного – с виду крепкий жиган, каких на Хитровке наберется целый десяток. Такие люди в деле надежны и в ментовку не сдадут. И все же уверенность, с которой вел себя гость, заставляла насторожиться.
Рядом с гостиной имелась небольшая темнушка, очень напоминающая остальные. Единственное отличие заключалось в том, что в одной из стен – сразу напротив диванчика, куда обычно усаживали гостей, – было просверлено крохотное отверстие, искусно спрятанное между букетами высохших цветов.
Эту комнату мадам приспособила для людей, нуждавшихся в проверке, и частенько их отправляли отсюда прямиком на кладбище. Костя Фомич не однажды убеждался в том, что Елизавета Михайловна предусмотрительная особа. Она нередко отлучалась из гостиной, чтобы через потайную щель понаблюдать за малознакомыми и подозрительными людьми. Да, мадам Трегубова была непростой штучкой. О безграничных возможностях Елизаветы Михайловны слагали легенды. Практически на всех рынках Москвы она имела своих людей, которые были преданы ей, как цепные псы строгому хозяину. Елизавета Михайловна была необыкновенно богата, но никто не знал, где она прячет свои сокровища. Однажды Фомич, оставшись в одиночестве, попытался пошарить в ее комнатах и скоро убедился, что золота в них нет. Скорее всего, ее богатство находилось далеко от Хитровки, в какой-нибудь квартирке, предусмотрительно купленной рачительной хозяюшкой. Костя Фомич слышал о том, что у Елизаветы Михайловны был налажен канал за границу, и не исключено, что большая часть золотишка уже успела осесть в зарубежных сейфах.
Фомич осторожно пробрался к стене и через отверстие заглянул в комнату. Мадам Трегубова разместила гостей на диване, под яркой лампой с оранжевым абажуром. Макар Хрящ сидел развалясь, закинув правую руку на потертую спинку. Чувствовал он себя раскованно, если не сказать больше – по-хозяйски! А блудливые зрачки его то и дело зыркали по ногам Елизаветы Михайловны да по ее склоненной талии, когда она вынимала соления. Но самое неприятное заключалось в том, что Лиза благосклонно реагировала на заигрывание морячка.
Под ложечкой у Кости отвратительно заскребла ревность. Еще один повод, чтобы невзлюбить питерского гостя. У Фомича имелись на Елизавету определенные планы.
