надежно изолируют одни части психики от взаимодействия с другими ее частями и/ или от взаимодействия с окружающими[6]. Юнгианские психоаналитики выделяют еще и ранние защиты Самости (Stein, 1967; Fordham, 1974). Они приводятся в действие, когда связное Эго еще не сформировано, следовательно, «управление» ими осуществляет не Эго, а более глубинный центр психики (Kalsched, 1996, р. 1–3). Эти защиты часто персонифицируются архетипическими фигурами, которые оберегают таинственную внутреннюю сердцевину личности, другими словами, Самость. Фактически психика ребенка пытается защитить целостность от непереносимых внутренних и внешних угроз. Мы также считаем, что, помимо примитивных защит Эго и защит Самости, ребенок может использовать в защитных целях и паттерн отношений: избегающий, ищущий и антагонистический. Сочетание всех этих разнообразных защит в итоге и помогает нарождающемуся Эго сохранить с трудом завоеванную дифференциацию и уберечь Самость. Комбинация из нескольких видов специфических защит, используемая чаще всего, и определяет формирование базовой структуры характера.
Если ребенок развивается в благоприятных условиях, то его защиты не становятся ригидными и жесткими, у него формируется способность гибко перерабатывать опыт реальности; он постепенно усваивает, что человеческая жизнь многомерна и изменчива. Но чем более угрожающей является внутрипсихическая или межличностная реальность, тем чаще он прибегает к негибкому, ригидному использованию ранних защит. Именно об этом говорит Маквильямс. По ее мнению, защиты вначале существуют лишь как формы здоровой творческой адаптации, которые при их многократном и негибком применении в ситуации непреодолимой угрозы превращаются в то, что мы, собственно, называем термином «защита» (McWilliams, 1994, р. 97).
Специалисты в области нейробиологии особо подчеркивают тот факт, что построение защитных структур на раннем этапе развития препятствует формированию сложных нейронных сетей. Шор разъясняет это следующим образом: если ребенок не имеет возможности взаимодействовать с эмоционально чутким и отзывчивым опекуном, образуя с ним открытую динамическую систему, то его кортико-лимбические структуры оказываются неподготовленными к принятию хаотической динамики, свойственной человеческим отношениям. «Такая система имеет тенденцию становиться статичной, закрытой и окружает себя защитными структурами с целью оградиться от возможных внешних нападений, которые могут вызвать дезинтеграцию и тяжело переживаемые психобиологические состояния. Окруженный защитами ребенок в дальнейшем сторонится всего незнакомого и не открывается навстречу новому обучающему опыту, который необходим для «полноценного развития правого полушария мозга». А такое структурное ограничение в будущем также отрицательно сказывается на способности к самоорганизации (Schore, 1997, р. 624).
Несмотря на то, что защиты стремятся усилить и укоренить естественную для ребенка склонность видеть мир в абсолютных образах, они одновременно
Стадию развития, на которой ребенок часто применяет расщепление и проективную идентификацию в качестве защит, Мелани Клайн назвала параноидно-шизоидной позицией (Klein, 1946, р. 2). Пользуясь собственной терминологией, она подробно описывает, каким образом проецирование нежеланных отщепленных частей Я или Эго на других приводит к возникновению параноидного состояния и к шизоидному истощению (Hinshelwood, 1989, р. 156).
