глобус и карту. Как писал А. В. Арциховский в книге «Древнерусские миниатюры как исторический источник», до ХVIII в. наглядными пособиями при изложении священной истории служили исторические сюжеты на иконах и в лицевых сводах, например Кенигсбергский Радзивиловский список лицевой рукописи [12].
В ХV – ХVII вв. ученики пользовались рукописными книгами и тетрадями. Требование о наличии у учеников тетрадей было подтверждено § 60 Устава народных училищ 1786 г.: «У каждого ученика <…> высших классов должна быть особливая тетрадь, в которой ему записывать учителевы изъяснения во время часов учебных». Как отмечает А. И. Соболевский, приходо-расходные книги Московского печатного двора свидетельствуют, что несмотря на дороговизну книг в ХVII в., азбука в 1647–1651 гг. была напечатана 3 раза тиражом 9 600 экземпляров; учебный часослов в 1645–1652 гг. издавался 8 раз; учебная Псалтырь в 1645–1651 гг. – 9 раз [13].
В конце ХVI и начале ХVII вв. первые общеобразовательные школы появились в западной части страны, испытывавшей наиболее сильное влияние зарубежных государств. Были открыты школы во Львове, Вильно, Бресте, Могилеве, Минске, Киеве. В программу входило «семь свободных наук», исключающих историю: грамматика, риторика, диалектика, арифметика, геометрия, астрономия, музыка. В обучении господствовал дух схоластической европейской школы и системы преподавания. По словам Т. Н. Грановского, «ученой школе» этого времени был присущ «тяжелый метод преподавания», требовавший «страшного напряжения памяти» и редко обращавшийся к мышлению, отнимая «у большей части учеников всякую охоту к занятиям». В середине ХVIII в. духовенство берет за образец школу юго-западной Руси – «бурсу» с ее жестокими порядками, а высшее светское сословие и среднее чиновничество попадает в общеобразовательную или специальную школу, перенесенную к нам из Западной Европы [14].
Школ с курсом среднего и высшего образования в Москве до открытия Славяно-греко-латинской академии (1687 г.) не было, имелась только частная начальная школа, находившаяся в ведении служителей церкви [15]. Однако ни в этой академии, ни в Киево-Могилевской не было истории в качестве самостоятельного предмета [16]. Правда, в московской академии имелось своеобразное факультативное ее изучение, когда учитель риторики читал с учениками речи Цицерона, изъяснял римские древности и во второй половине дня по субботам на латинском языке преподавал всеобщую историю «по греческой хронологии» [17].
В. Н. Татищев, подвергнув критике в 30-е гг. ХVIII в. постановку обучения в московской Славяно-греко-латинской академии, отмечал: «…истории же с хронологией и географию, врачество и проч., что к философии принадлежит, про то в сем училище не токмо шляхтичу, но и подлому научиться нечему…» [18].
В. Н. Татищев помещал историю в разряд наук полезных, видя пользу в богатстве опыта и мудрости для дела правления, в частности, будущих практических государственных деятелей. К такой деятельности должны были готовиться дети из шляхетства не в «домовых школах»,
