искатели «исторической правды» позаимствовали «истину» на столь любимом ими Западе. (Эта их патологическая любовь общеизвестна.) В западной же историографии точка зрения, согласно которой советско-германский пакт о ненападении способствовал началу Второй мировой войны, является господствующей. Оно и понятно – Запад, чтобы выглядеть «белым и пушистым», перекладывает всё с больной головы на здоровую.
Тематика данной книги не позволяет здесь досконально и аргументировано разобрать вопрос о виновности или невиновности СССР в развязывании Второй мировой войны. Работ по этой проблеме сейчас издано много. Интересующихся отсылаем, в частности, и к нашей работе «”Чёрная мифология”. К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн» (Усть-Каменогорск, 2011 год).
Сейчас же ограничимся утверждением, что советско-германский пакт о ненападении от 23 августа 1939 года, конечно, в какой-то мере развязал Гитлеру руки на востоке, избавив от теоретической опасности воевать на два фронта (т.е. одновременно с Советской Россией и Англией и Францией)5, действительно создал для него «более комфортные условия» ведения Польской кампании, но он не был не только условием, без выполнения которого Гитлер не начал бы войну против Польши, но даже и непосредственным детонатором этой войны.
Решение о нападении на Польшу было принято уде в апреле 1939 года. Так, 3 апреля Верховное командование вермахта (ОКВ) издаёт директиву, которая положила начало приготовлениям к войне с Польшей. В ней, в частности, приводились такие слова Гитлера: «Приготовления нужно осуществить таким образом, чтобы операция могла быть произведена в любое время, начиная с 1 сентября» [28; 48], [84; 40].
Т.е., фактически, даже и дата вторжения была определена.
После появления этой директивы ОКВ маховик подготовки к войне с поляками начал набирать обороты и уже никогда не останавливался до самого начала кампании.
Ну, а о том, как в действительности Гитлер боялся войны на два фронта, говорят следующие его слова (произнесённые 23 мая 1939 года на закрытом совещании с генералитетом вермахта; зафиксированы протоколом, который вёлся личным адъютантом фюрера и имел единственный экземпляр):
«Дальнейшие успехи не могут быть достигнуты без пролития крови… Если судьба ведёт нас к столкновению с Западом, бесценным является обладание большими территориями на Востоке. В военное время мы не сможем более рассчитывать на рекордные урожаи… Не может быть вопроса о том, чтобы упустить Польшу, и нам остаётся один выход: атаковать её при первой возможности… Не совсем ясно, приведёт ли германо-польский конфликт к войне с Западом, когда мы будем сражаться против Англии и Франции. Если же будет создан союз Франции, Англии и России против Германии, Италии и Японии, я буду вынужден нанести по Англии и Франции несколько уничтожающих ударов…» [28; 49], [84; 47 – 48].
Вот он, Гитлер. Образно говоря,
Словосочетание «теоретическая опасность» считаем в данном случае вполне уместным. Ибо никакой реальной опасности войны на два фронта для Гитлера не было. Из-за позиции Англии, Франции и в не меньшей степени Польши англо-франко-советские переговоры апреля – августа 1939 года явно были безрезультатны. Не было подписано ни политического соглашения, ни, тем более, военной конвенции. Это за четыре-то с лишним месяца! Полагать в таких условиях, что Советский Союз, очертя голову, кинется воевать за Польшу, и испугаться из-за подобного предположения начать войну – было бы верхом политической близорукости и политической же робости (если не сказать – трусости). Гитлер не был ни политически близорук, ни политически труслив.
