лучше вот этим.
Я вынула из кармана носовой платок и протянула ему.
Он промычал нечто похожее на «спасибо». В этот момент показалось бледное, какое-то бесцветное солнце, и при его свете я осторожно осмотрела юношу. Пострадали больше всего заплывший глаз да разбитая губа, но на подбородке и шее тоже видны были отметины, которым предстояло превратиться в синяки.
– А во рту у вас тоже есть повреждения?
– Угу.
Он наклонился ко мне, я потянула вниз челюсть и осмотрела губу изнутри. На влажной и блестящей внутренней поверхности был глубокий разрыв, а сверху на губе – две небольшие ранки. Кровь вперемешку со слюной стекала на подбородок.
– Воды, – попросил он, стирая с подбородка струйку красноватой жидкости.
– Сейчас.
К счастью, на краю колодца стояла бадья с водой, а в воде плавал ковш. Джейми прополоскал рот, сплюнул несколько раз, потом плеснул водой себе в лицо.
– Зачем вы это сделали? – спросила я.
– Что? – спросил он, вытирая рукавом мокрое лицо. Потом осторожно ощупал разбитую губу и поморщился.
– Приняли наказание вместо этой девушки. Вы ее знаете?
Спрашивать было не очень удобно, но мне ужасно хотелось знать, что же стоит за этим донкихотским поступком.
– Я знаю, кто она такая, но никогда с ней не говорил.
– Так зачем же вы это сделали? Зачем так поступили? – Он пожал плечами, и это движение тоже заставило его поморщиться.
– Для девушки очень стыдно быть выпоротой при всех. Мне легче.
– Легче? – отозвалась я недоверчиво и посмотрела на его разбитое лицо.
Он тем временем ощупал побитые ребра здоровой рукой, поднял глаза и улыбнулся мне кривой улыбкой.
– Да. Она совсем юная. Ей было бы очень стыдно перед всеми, кто ее знает, долго было бы стыдно. Мне просто больно, ничего особенного. Дня через два все пройдет.
– Но почему все-таки вы? – спросила я. Вопрос явно удивил его.
– А почему не я?
Почему не он? Я могла бы сказать: потому что вы ее не знаете. Потому что вы ранены. Потому что нужно иметь много мужества, чтобы на глазах у толпы получать удары по лицу – независимо от мотивов.
– Ну, например, мушкетная пуля, прошедшая навылет через трапециевидную мышцу, неплохая причина для отказа, – сухо ответила я.
На лице у него вспыхнуло любопытство; он дотронулся до того места, которое я назвала.
– Так это называется трапециевидной мышцей? Я не знал.
– Ох, вот ты где, мальчик мой. Вижу, ты уже нашел себе знахаря, я, может, и не понадоблюсь. – Миссис Фицгиббонс протиснулась во дворик через узкую для нее дверь. В руках она держала поднос с какими-то кувшинчиками, большой плошкой и чистым льняным полотенцем.
– Да я ничего не делала, только воды зачерпнула, – сказала я. –
