и прапорщик разразился гомерическим хохотом, при активной поддержке своих коллег.
– Дурак ты, Корявый! Хоть маленько фильтруй базар, – беззлобно отозвался Дунаев. Теперь-то он знал, как с тем разговаривать, да и в чифирилке из зэков находился один.
– Я-то и впрямь дурак! – охотно согласился Корявый. – Только я на свободе баб трахаю, а ты здесь свои яйца украдкой шокируешь! Ха-ха-ха! – но тут же и обрывая смех, прапорщик забрался в карман своих брюк и выложил на скамейку перед Олегом горсть карамели. – Подлечи-ка малость печёнку, а то позеленеешь от чифиря!
– Благодарю, – не стал отказываться Дунаев от неожиданно подвалившего угощения, однако не удержался, чтобы не съязвить, глядя на некрасивого контролёра: – А бабы-то на свободе дают?
– Ха-ха-ха! – неподдельно развеселился Корявый, – Конечно дают! – и, чтобы не остаться в долгу, объяснил: – Вам мамаши и сёстры всякие деликатесы с воли везут, а в зоне они не положены. Или забыл? Вот! – он извлёк из внутреннего кармана кителя две плитки шоколада и покрутил ими перед носом заключённого. – Сегодня вечерком любой подарю и весь вопрос. Держи! – и он к полнейшему Олегову удивлению сунул ему одну шоколадку прямо в нагрудный карман робы.
– Ты чё его поважаешь, а Леденцов?! – попытался образумить коллегу прапорщик с усиками.
– Пускай балуется и нас вспоминает! – отмахнулся от напарника Корявый. Уже на выходе из чифирилки буркнул: – У мужика двенадцать лет сроку, пусть жрёт.
В своё время, ещё малолеткой, Колька Леденцов чуть сам не угодил в воспитательную колонию. Избили они как-то с дружком одного школьного воображалу и часы с него сняли в придачу, которые он, впрочем, в тот же день подарил своей зеленоглазой соседке по парте Ленке Обручевой. Колька уже целый год вздыхал по этой своей однокласснице, о которой все говорили, что у неё мать следователем работаем. Вечером Ленка вернула часы назад, откуда-то узнав, что он снял их с того пижона, и посоветовала возвратить хозяину. Пренебречь советом соседки Колька просто не мог и потому отдал воображале часы, чем, вероятно, и спас себя от знакомства с воспитательно-трудовой колонией.
Накануне призыва мечтал Леденцов попасть в ВДВ либо в подводники на худой конец, а его закатали во внутренние войска. Поначалу он был ошарашен и находился в шоке, потом орал в кабинете у военкома и рвал на себе футболку, что лучше срок в зоне тянуть, чем служить в ВВ, однако же отслужил; а когда объявили дембель, подал рапорт на сверхсрочку, а позже закончил и школу прапорщиков.
В зону для зэков Колька таскал всё подряд: чай, жратву, денежные переводы – одну водку опасался носить. За время службы он пообтёрся и твёрдо уразумел, что можно, а что нельзя. И ещё разобрался, что в ВВ жить можно. Работа не пыльная, по крайней мере не то, что грузчиком на овощной базе, где ему довелось два месяца погорбатиться незадолго до призыва. Но однажды Корявого всё-таки заложили
