как Крез – собрались ехать домой пассажирами на новом с иголочки бриге, он шел еще только в третье плавание. Мы уже были на борту, и наши сундуки стояли в трюме. Джозеф решил непременно плыть вместе со мной – даже пропустил из-за этого один рейс, – потому что он был непривычен к морским путешествиям и хотел быть в компании с моряком. Бриг наш покачивался на причальном канате посреди буйков, канат был закреплен на пирсе возле груды дров. И вот с брига лезет преогромнейшая крыса – разрази меня бог, никак не меньше кошки! – мчится по канату и – на берег, а за ней другая, третья, четвертая, и все галопом по канату, одна за одной впритирку, так что и каната под ними не стало видно, форменная процессия на двести ярдов вдоль всего пирса, что твои муравьи. Тут канаки стали хватать поленья дров, обломки лавы и коралла и швырять в крыс, чтобы сбить их в воду. Вы думаете, это подействовало на крыс? Ничуть, ни малейшей чуточки, клянусь спасением души. Они не остановились ни на полсекунды, пока не сошли все до одной на берег с этого новехонького нарядного брига. Тогда я подзываю лодку; канак подходит к бригу и взбирается на борт. Я говорю ему:
– Видишь этот сундук в трюме?
– Вижу.
– А ну тащи его в лодку и – на берег, и чтобы одним духом!
Джозеф, еврей, говорит:
– Что это вы задумали, капитан?
А я отвечаю:
– Что я задумал? Забираю сундук на берег, вот что я задумал.
– Забираете сундук на берег? Господи боже, да зачем?
– Зачем? – говорю я. – Вы заметили этих крыс? Вы видели, что крысы ушли с нашего брига? Он обречен, сэр, он обречен. Никакие молитвы не спасут его. Он не вернется из плаванья, сэр. Больше его никто никогда не увидит.
Джозеф говорит канаку:
– Эй, забирай и мой сундук на берег.
И вот, сэр, бриг ушел из Гонолулу без крыс на борту, и больше ни одна душа его не видела. Мы отплыли на старой посудине, она прогнила до того, что по палубе нужно было ходить на цыпочках, чтобы не провалиться в трюм, а ночью, когда море забушевало, нам с коек было видно, как брусья обшивки гуляют в своих пазах взад-вперед, дюймов этак на одиннадцать, – это было форменное решето, сэр, а корабельные крысы – ростом с борзую и такие же тощие, они отгрызли все пуговицы с наших сюртуков, и их было такое множество, что однажды, когда на нас налетел шквал и они перебежали на штирборт, корабль потерял управление и чуть не пошел ко дну… Так вот, мы доплыли благополучно, а все потому, что на борту имелись крысы, можете мне поверить!
На первом же пароходе на Сан-Хуан-Ривер человек, стоявший у трапа, сказал: «Разрешается сходить на берег только пассажирам первого класса. У вас какой билет?» Это было сказано самым дерзким тоном. Затем он пропустил множество пассажиров третьего класса, не задавая им никаких вопросов. Хорош, должно быть, у меня вид!
На втором пароходе всех пассажиров первого класса пропустили беспрепятственно, а меня снова остановили.
Конец
