слегка придержал Гангута рукой за грудь. Лифт ушел.
– Да зайдемте ко мне, – сказал сосед.
– Простите? – не понял Гангут.
– Да зайдемте же, в самом деле, ко мне. – Сосед хитровато смеялся. – Что же, в самом деле, живем, живем…
Он был слегка пьяноват.
– Никогда бы к вам не зашел, – сказал Гангут. – А вот сегодня зайду.
– Именно сегодня, – продолжал хихикать сосед. – Гости. Юбилей. Да заходите же.
Гангут был введен в пропитанную запахами тяжелой праздничной готовки квартиру. Оказалось, полстолетия художественному редактору Ершову, то есть «человеку, глядящему исподлобья и в сторону», нелюбезному соседу. Большое изобилие украшало стол, торчали ножки венгерских индеек, недоразрушенные мраморные плоскости студня отсвечивали богатую люстру. С первого же взгляда на гостей Гангут понял, что ему не следовало сюда приходить.
– А это наш сосед, русский режиссер Виталий Семенович Гангут, – крикнул юбиляр.
Началось уплотнение, после которого Гангут оказался на краю дивана между дамой в лоснящемся парике и хрупким ребенком-школьником, из тех, что среди бела дня звонят в дверь и ошарашивают творческую интеллигенцию вопросом: «Извините, пожалуйста, нет ли у вас бумажной макулатуры?»
– …русский режиссер… небесталанный, одаренный… мы бы, если бы… ну, помнишь эту штука историческая о нашей родине… русский режиссер… задвинули на зады… сами знаете кто…
С разных концов стола на Гангута смотрели кувшинные рыла.
– Это почему же такой упор на национальность? – спросил он свою соседку.
– А потому, что вас тут раньше жидом считали, Виталик, – с полной непринужденностью и некоторой сердечностью ответила дама, поправляя одновременно и грудь, и паричок.
– Ошиблись, – крикнул мужской голос с другого конца стола. Послышался общий смех, потом кто-то предложил за что-то выпить, все стали быстро выпивать-закусывать, разговор пошел вразнобой, о Гангуте забыли, и лишь тогда, то есть с весьма значительным опозданием, он оттолкнул локтем тарелку, на которую уже навалили закуски – кусок студня, кусок индюшатины, кусок пирога, селедку, винегрет, – и обратился к соседке с громким вопросом:
– Что это значит?
Через стол тут протянулась крепкая рука, дружески сжала ладонь Гангута. Мужественная усатая физиономия – как это раньше не замечена – улыбалась, по-свойски, по-товарищески, как раньше бы сказали – от лица поколения.
– Евдокия, как всегда, все упрощает. Пойдем, Виталий, на балкон, подымим.
Воздвиглась над столом большущая и довольно спортивная фигура в черном кожаном пиджачище, ни дать ни взять командарм революции. Гангут поднялся, уже хотя бы для того, чтобы выбраться из-за стола, избавиться от диванного угла и от соседки, копошащейся в своем кримплене.
– Олег Степанов, – представился на балконе могучий мужчина и вынул пачку «Мальборо». – Между прочим, отечественные.
