момент, когда он беспомощно висел над прицепом.
Какой мерой унижения он мог измерить эти минуты? Его, поверженного и опрокинутого на спину, затянули в тугие узлы. Связанные вместе ноги торчали вверх как презренный пук жесткой осоки. Вепрь не мог принять эту жестокую данность! Бездна гнева и ужаса захлестнула его сознание! Никогда прежде в своей жизни не испытывал и десятой доли тех душевных страданий, что выпали ему сейчас. Его горькая участь усугублялась тем, что рядом находились два его молодых соплеменника. Как вожак стада, он погиб в их глазах навсегда. Но, как ни странно, как бы слабо не промелькнула эта мысль в его оцепенелом сознании, она помогла возвратить ему чувство реальности. Преодолевая себя, инстинкт и жажду борьбы, вепрь расслабил тело. Все время, пока их везли по тряской дороге, он заставлял свой мозг и мышцы полностью подчиниться своей воле. В нем трепетала каждая клеточка его могучего тела. Откуда-то поднималась боль от невероятного усилия удержать себя в пределах контроля. Вепрь напряг все силы чтобы не дать захлестнуть себя мутному чувству тупого инстинкта самосохранения…
По пути на свиноферму, где определили временное местопребывание пленникам, Николай сделал остановку у правления колхоза. Зайдя в контору, позвонил на свиноферму. Как всегда, там что-то не заладилось – на этот раз с помещением. Вконец измотанный, он со злостью бросил трубку, пригрозив перед этим привезти кабана на двор свинофермы и посадить на цепь. Стянув с головы шапку, Николай вышел на крыльцо и глубоко вдохнул чистый осенний воздух.
Его внимание привлек гул голосов, смех и выкрики, судя по их количеству, изрядной толпы. Они доносились из-за здания конторы, где стоял трактор с прицепом. Николай поспешно сбежал с крыльца, опасаясь, что суета и крики испугают кабанов. Завернув за угол, он увидел перед прицепом плотную толпу односельчан, среди которых вьюнами крутилась детвора. Посмелее из них залезали на борта прицепа и, восхищенные собственной смелостью, скатывались оттуда при малейшем движении вепря. Взрослые стояли у откинутого борта, откуда был виден весь как на ладони их разоритель. И бабы, и мужики не отказывали себе в удовольствии позубоскалить по этому поводу: «Смотри, Матрена, вишь, боров как отъелся на твоей картошке. Беги к председателю, требуй его к себе в хозяйство. Забьешь к празднику и угостишь!». «Куда ей с кабаном! Вона Панька на него зуб имеет, только свистни, загрызет живьем. Жалко, Пань, собачку?».
Панкрат, как мог, огрызался, но шутники не унимались: «Бери его себе вместо кобеля, глядишь, и кабанихи с приплодом за ним прибегут! Куда как выгоднее!». «Будет тебе производитель, по полтиннику с рыла!».
Подойдя к толпе, Николай растолкал стоявших перед прицепом сельчан и сказал:
– Тихо, не орите. Разозлите его – порвет сети, тогда пеняйте на себя!
– Так уж и порвал! Стращай кого других, а мы уж как-нибудь сами можем попугать? – весело откликнулись из толпы и, гогоча, посоветовали: – Ты лучше сам к нему
