style="font-size:15px;"> Изабель подносит к стулу таз и тряпку, опускается на колени у ног Аделин, осторожно снимает грязные туфельки, ставит их к очагу, затем начинает счищать лесную грязь с рук гостьи и землю из-под ее ногтей.
Между делом Изабель засыпает Аделин вопросами, на которые та пытается ответить, однако имя ей все еще не дается. А когда она говорит о своей жизни в деревне, о тени в лесу, о сделке, что они заключили, слова, сорвавшись с губ Аделин, не долетают до ушей подруги.
Лицо той становится невыразительным, взгляд – неподвижным, и когда гостья наконец умолкает, Изабель быстро трясет головой, словно пытается пробудиться ото сна.
– Прости, – говорит она со смущенной улыбкой, – так что ты сказала?
Позже Аделин выяснит, что обрела способность лгать, и слова станут течь как вино: легко льются, легко проглатываются. Но правда всегда замирает на кончике языка. История Аделин останется нерассказанной для всех, кроме нее самой.
Изабель вручает гостье чашку. Младенец в корзине начинает ворочаться.
– До ближайшей деревни не меньше часа на лошади, – говорит Изабель, беря спеленутую малышку на руки. – Ты прошла весь этот путь пешком? Должно быть…
Она, конечно же, обращается к Аделин, но голос ее звучит мягко, нежно, а взгляд устремлен к Саре. Изабель вдыхает аромат младенческого пушка на макушке ребенка.
Похоже, подруга просто создана для материнства – слишком наслаждается им, ни на что больше не обращая внимания.
– Так что же нам с тобой делать, – воркует Изабель.
Снаружи на тропинке у дома раздаются шаги, словно кто-то идет по ней в тяжелых ботинках. Изабель слегка втягивает шею, похлопывая малышку по спинке.
– Это мой муж, Жорж.
Аделин хорошо знает Жоржа. Однажды, когда им было по шесть лет и поцелуи считались разменной монетой, как фигурки в игре, она его поцеловала. Но теперь ее сердце трепещет от ужаса. Аделин вскакивает, с грохотом роняя на стол чашку.
Боится она не Жоржа, а порога дома и того, что случится, когда Изабель за него выйдет. Аделин хватает ее за руку, быстро и крепко, и страх впервые искажает черты подруги. Но вскоре ее лицо разглаживается.
– Не волнуйся, – успокаивает она. – Я с ним поговорю. Все будет хорошо. Подожди, пожалуйста.
И не успевает Аделин сказать и слова, ей вручают младенца, а Изабель выходит из комнаты.
Страх сжимает грудь, но Изабель уже нет. Через распахнутую дверь слышны голоса во дворе, а слова уносит ветер. Малышка хныкает, и Аделин принимается слегка раскачиваться, успокаивая ребенка и саму себя. Дитя умолкает. Аделин как раз укладывает ее в корзину, когда раздается резкий вздох.
– Отойди от нее. – Это вернулась Изабель. От ужаса голос ее натянут точно струна. – Кто тебя впустил?
Христианская доброта мгновенно растаяла под напором материнского страха.
– Ты впустила, – отвечает Аделин, борясь с желанием рассмеяться.
Ей не смешно – это дает о себе знать безумие.
Изабель
