потеряв нужное направление…
Именно остановка и позволила ему учуять чужака.
Все глаза Куэнкэй-Ну – конусовидные углубления, опоясывающие череп, словно провалы после удара костяным жалом, осторожно ощупали видневшиеся впереди холмы, изучая тепловой рисунок, а его мозг словно накрыл их невидимой паутиной. И почти сразу он увидел картину битвы – в глубоком овраге сцепились охотник из чужого племени и пожиратель веток, тот самый, которого Куэнкэй-Ну уже считал своей добычей, пищей для своего племени.
Первым желанием Куэнкэй-Ну было броситься на чужого охотника и убить, вонзить в его жесткую плоть пучки костяных пальцев обеих передних лап, вырвать из его тела ванару и таким образом утолить вновь вспыхнувшую злобу. Но он сумел сдержаться, умерить свой гневный порыв. Дрожа от внутреннего напряжения, Куэнкэй-Ну бесшумно взобрался на холм и замер среди кустов. Тот, кто ищет внутренним чутьем, раскинув незримую паутину, сам уязвим для обнаружения такими же охотниками. Поэтому Куэнкэй-Ну, затаившись и предусмотрительно снова свернув чутье до предела, в кулак, занялся безмолвным наблюдением. В таком состоянии его можно было обнаружить только прямым взглядом, но чужой охотник был слишком занят борьбой, а пожирателю веток тем более было не до него, так что Куэнкэй-Ну был невидим для сражающихся.
Картина, представшая его зрительным органам чувств, была живописной и волнующей. Ноздревые впадины охотника возбужденно раздулись, втягивая запах пищи, хвост встал торчком, костяное жало на его конце мелко завибрировало…
Мантулис, сражавшийся на дне грязевого оврага, тоже был «ну» – из помета прошлого сезона Охоты, как и сам Куэнкэй-Ну, а пожиратель попался старый, заматеревший, неизвестно как забредший в охотничьи угодья племени. Могучий многолапый зверь угрожающе щелкал всеми рядами челюстей, расположенными между бедренных сочленений на боках длинного тела, и хлестал вокруг себя по земле выступающими из хребта многочисленными хватательными отростками. Когда пожиратель пасся, эти хваталы пригибали ко многим ртам лакомые ветки, а теперь он вынужден был ими обороняться. В овраге ему было тесновато, но и охотнику-мантулис было непросто подобраться к нему вплотную, чтобы вонзить жало в уязвимое место. Гибкий, поджарый, стремительный охотник отчаянными прыжками скакал вокруг упрямой пищи, выделывая в воздухе такие изощренные кульбиты, что Куэнкэй-Ну поневоле восхитился его отвагой и ловкостью. Мантулис все никак не мог выбрать удобный момент, и изо всех сил старался не попасть под сокрушительный удар хватал пожирателя, вполне способных переломить ему хребет. Ведь зверь был во много раз больше самого охотника. Но отступать мантулис явно не собирался, его отваге можно было только позавидовать.
Теперь Куэнкэй-Ну понял, почему инстинкт заставил его сдержаться – пожиратель веток был стар, безобразен, упоительно огромен и… невероятно опасен. Обездвижить его внутренним ударом – жоэстэ,[15] как древоптицу, невозможно.
Жоэстэ – ментальный удар, прием, используемый как во время охоты на пищу для обездвиживания жертвы, так и при сражениях охотников друг с другом. Как правило, больше шансов победить у обладателя более мощного жоэстэ.
