Она создала вокруг себя частую и крепкую сеть, чтобы держаться в этом мире. Чувствовать, как ее петли стягиваются в этот вечер, – несказанное облегчение.
Вот Гвенаэль – он не такой. У него три спутника жизни. Его книги, одиночество и Сара. Первые два дополняют и подпитывают друг друга в замкнутой цепи. Сара же всегда чувствовала себя источником помех. Она другая, она извне. Но такова плата за любовь к Гвенаэлю.
Она целует в трубку Магали, которая на том конце провода вот-вот расплачется, идет к Гвену, проводит рукой по его щеке. Он на миг прижимается лицом к ладони, поднимает на нее глаза. На языке у Сары вертится тысяча вопросов. Почему ты продолжаешь писать этот чертов роман? Зачем? Кто его прочтет, твою мать? Тебе не кажется, что лучше в последние дни побыть вдвоем? Но она молчит. Боится, что ответов ей не вынести.
Вместо этого она спрашивает:
– Ты слышал, о чём мы говорили?
– Нет, – признается Гвен, нахмурив брови.
– Завтра утром мы отправляемся на встречу со всей компанией на побережье.
– Зачем?
– Чтобы пожить подольше. Поискать выход. Просто прожить по полной время, которое нам осталось, если выхода нет. Ты ведь можешь писать где угодно…
– Нет, если не буду заряжать комп.
– Бумага. Карандаш.
– Это ты хочешь увезти меня от высоких технологий? – усмехается он. – Ты здорова?
Сара улыбается. Она видит его колебание за попыткой иронизировать, как видит и всё, что рушат в нем эти взрывы.
– Поедем, пожалуйста, – настаивает она.
7
Ч – 232
Гвенаэль сдерживает вздох.
Книги всегда были его коконом. Вот уже десять лет, как они стали и его ремеслом. Он выдумывает монстров, диковинные миры, космические корабли, устрашающих инопланетян и возвышенных эфирных созданий, выстраивает будущее, утопическое или кошмарное, и мало того, что ему за это платят, – раскошеливаются и читатели, чтобы посетить мир его грез.
Много людей только об этом и мечтают.
А он просто не умеет делать ничего другого. И каждый день благодарит всех богов, придуманных людьми, – впрочем, как знать? – за то, что дали ему возможность жить своим пером, пусть и трудно.
Вот только в последние семь часов всё встало с ног на голову. Реальность стучится в двери его воображения, вторгается в него, проникает ядом в его кокон. Взрывы и тянущийся за ними шлейф ужаса повсюду, стоит ему прекратить писать. Но и когда он приникает к клавиатуре, они не оставляют его в покое. Они хотят, чтобы он рассказал о них. И история, которую он замыслил, отступает под их натиском. Ее персонажи деформируются. Трансформируются. Гвенаэль не может вновь вдохнуть в них жизнь.
Быть может, смена обстановки и вправду пойдет ему на пользу? Он возьмет с собой распечатанный черновик текста, чистую бумагу и полный пенал. Вернется к сути, к руке, записывающей мысли. И потом, на побережье
