style="font-size:15px;"> – Чел? Тебя слышно.
– Иди в пень, – с трудом выдавливаю я.
– Я была у святоши. Оки? Точнее, в реанимацию не пускают, я… я попрошу прощения.
Сон шестой. Письма в темноту
Девушка за порогом выглядит призраком из японских хорроров: губы мертвенно бледны, на щеках блестят дорожки слез, под красными глазами налились свинцовые тени.
– Ты голову помыл?
Прежде чем я отвечаю хоть слово, лицо Дианы вытягивается, и она ныряет мне под руку.
– Алло! – возмущаюсь я. – Контора!
– Это из маминой сумки?
– Для начала сними свои говнодавы.
Диана демонстративно стаскивает армейские ботинки с красными шнурками. Моему взору открываются протёртые носки и голые девичьи лодыжки в соотношении 2:1.
– Благодарю сердешно! Ты разве не должна изучать «Камасутру» на заднем сиденье «Субары»?
Она бросает взгляд исподлобья и с хрустом 19-летних суставов опускается на колени.
– Леонидас, – напоминаю я. – Такой изюм с бородой и страстью к маленьким девочкам.
«Маленькая девочка» с одышкой копается в куче, будто поросёнок в поисках трюфелей: берет наушники, кошелёк, коробку от патронов. Зависает. Полы куртки-бомбера Дианы качаются, и на меня поглядывает кроваво-красный осьминог с футболки.
– Ты на самом деле ходила к отцу Николаю?
Диана лезет в карман джинсов, достаёт синий комочек бахил и, прищурившись, поднимает повыше.
– Ну так надень их, – с неожиданной для себя злостью говорю я, – и возвращайся туда.
– В реанимацию. Не. Пускают.
– По чьей вине?
– Чел, пожалуйста…
– Че «пожалуйста»? Че?
Мы с вызовом смотрим друг на друга. На секунду кажется, что она расплачется, но затем Диана встаёт. Тонкие губы сжимаются в ниточку.
– Мне уйти?
Часть меня мечтает сказать «делай че хочешь», но я знаю: тогда Диана уйдёт насовсем, и лучше никому не будет.
Обречённо постонав, я убираю сотовый в карман, хватаю Диану и тащу в комнату, к ноутбуку.
– Чего? – Она вертится туда-сюда, растерянно оглядывается.
Я поворачиваю её голову к мерцающему в темноте экрану и тыкаю в него указательным пальцем – так сильно, что подушечка пальца немеет, а ноут отклоняется назад и с лёгким стуком возвращается в вертикальное положение. Диана морщится.
– А это, – я грохаю на стол раскуроченную коробку с индийским слоном, – десерт от моего бати. Наслаждайся.
Я жду, пока Диана не прочитает первые строчки статьи, и с истошно бьющимся сердцем выхожу в коридор.
Кучка «имени Вероники Игоревны» никуда не делась. Кучка ненужных вещей, которые словно бы пытаются что-то сказать, но не могут.
Желудок в очередной раз булькает и присасывается к позвоночнику.
Я с лязгом, с досадой захлопываю входную дверь, топаю на кухню. Ревизия запасов приводит к неутешительным
