я сама смотрела на мир глазами трёхлетнего ребёнка. Я удивлялась: неужели человек может помнить себя в таком возрасте? Мои собственные воспоминания начинались лет с пяти-шести, а Грег помнит себя совсем малышом! Вслед за удивлением я, забывая себя, погружалась в проживание кружевной нежности от крепких маминых объятий, ныряла в захлёстывающую радость от получения в подарок давно желанной игрушки – большого деревянного кораблика. Восторг и бесконечная благодарность: папа сделал его своими руками, специально, чтобы порадовать сына в день рождения. Но уже через минуту меня накрывал гнев оттого, что двоюродный брат сломал на любимом кораблике сразу две мачты. Сломал не случайно, а со злорадством, из зависти. Жгучая обида и злость, а на смену им – смешанное чувство страха и возбуждённости во время первой в жизни драки. Торжество и гордость – обидчик проучен, справедливость восторжествовала.
Я качалась на волнах воспоминаний Грега о семейных праздниках, об уютном бабушкином доме у речки, о первых уроках в школе домашнего типа, где учительница была похожа на маму, и у неё были такие же удивительно тёплые руки, пахнущие яблочным мылом. Простые радости наивного, простодушного детства типичного эмпата, ещё не столкнувшегося с большим миром.
Но однажды детство всё-таки заканчивается и у эмпатов. У всех по-разному. Но мне пришлось погрузиться в переживание безудержного горя девятилетнего мальчишки, потерявшего отца. Банальное кровоизлияние в мозг. Его можно было спасти. Но в местной лечебнице, пережившей незадолго до того пожар, не было оборудования, необходимого для проведения операции. А в городские клиники жителям трущоб путь закрыт.
Кроме Грега в семье, оставшейся без кормильца, было ещё два его младших брата и полугодовалая сестрёнка. Всех детей мать воспитывала сама, без помощи интернатов и не получая ни цента от Комитета социального развития ОЕГ.
– После смерти папы душевную боль утраты мне помог пережить страх потерять ещё и маму или кого-то из младших. Близкая родственная связь у большинства эмпатов сопровождается чувством глубокой любви и привязанности, боязнью потерять близкого, желанием сделать всё возможное ради его благополучия. Поэтому с тех пор в свободное от учёбы время я брался за любую посильную работу, желая помочь матери прокормить нас четверых, – Грег заканчивал рассказ, уже сняв с меня повязку и убирая оборудование.
У меня давило в груди и щипало в глазах. Тело реагировало странно, и я думала только об одном: если Грег сейчас начнёт задавать мне вопросы или просить моего мнения или комментариев по поводу всего услышанного, я просто молча уйду, чтобы не упасть в обморок от потери сил прямо здесь. В конце концов, дарккоины за сеанс он получил наперёд, и я вольна распоряжаться оплаченным временем на своё усмотрение.
Но невероятная чуткость моего продавца эмоций, видимо, никогда не подводила его: не сказав ни слова, он просто принёс мне стакан воды. А затем удивил новым предложением. Точнее, просьбой:
– Я собираюсь набросать твой портрет, если позволишь. Прямо сейчас. Это
