автоматы бьют свинцом по нам.
И лейтенант, отброшенный при взрыве,
Без ног уже, но подползает сам.
И рвется кровь сама собой наружу,
Успеть ее, узлом остановить.
И я топчу ту кровяную лужу,
А мне нельзя без боя уходить.
И я пошел, срывая пулей листья,
Врага настиг мой автоматный залп.
А лейтенант уже со мной простился,
И не словами, а глазами рад.
Ползком, вдвоем не меряя шагами,
Мы оказались скоро у своих.
И он живой, но не пойдет ногами,
И мне идти выходит за двоих.
Видно Бог не открыл нам ворота
(воспоминая выжившего)
Сколько нужно секунд чтобы память твоя,
Встала в рост и пошла вспоминая.
Там внизу под тобой вековая Чечня,
И она для тебя не чужая…
Наша рота тогда получила приказ,
Удержать высоту ключевую.
У подножья ее, взяв на плечи запас,
Мы в тропинку врастали живую.
В сотнях метрах дозор замечает врага,
Первый бой для разведки фатальный.
Накрывает туманная серая мгла,
И ответ прилетает печальный.
Их там столько стволов, может тысячи две,
И бандитов загнали в ловушку.
Легкий бриз или дрожь, пробежав по спине,
Как поднять туда легкую пушку?
И по ходу совсем уже приняли бой,
Растянувшись в большую цепочку.
Третий взвод как один – ни остался живой,
Мы с потерями заняли точку.
Но и там, на верху рев снарядов и мин,
Черный дым, поднимая туманы.
От осколка погиб боевой командир,
И от пуль на груди алым раны.
Посерела луна, горный воздух и гарь,
А бандиты все рвутся в атаку.
Что ты подленько так днем последним февраль,
И за что уготовил нам плаху?
Роту принял комбат и команды его,
Разрывая охрипшие связки.
– Не пропустим сынки мы сюда никого, —
И горят на нем красным повязки.
И косили тогда мы бандитов косой,
И стреляли, кого не скосили.
Вот и утро пришло, умывая росой,
Мы ведь здесь для защиты России.
Нас осталось всего, если точным быть шесть,
Полегла вся травинкой там рота.
И хотели тогда мы как все умереть,
Видно Бог не открыл нам ворота.
Огневая гора
Огневая гора – выжить просто нельзя,
Поредел батальон уже втрое.
У тебя на руках умирали друзья,
Они были герой на герое.
Мины жизни солдат
