меня бы и повесили; может быть, крупная махинация выстроена была под кассира, доверчивого и неопытного, – с грустью думала Антонина. – А так еще, может, с детьми своими когда-нибудь увидеться придется. Срок-то – он не вечный же!»
– Что? Даже и разговаривать с нами не хочешь? – подошла к Антонине блатного вида заключенная. Подошла и смотрит прямо в глаза Антонине, с наглым видом перебрасывая негорящую папиросу из одного угла рта в другой, явно вызывая ту на скандал и выискивая только предлог, за что бы зацепиться и с чего бы начать скандал, а то и драку.
Повернулась к ней Антонина, выпрямила гордо спину да такими глазами взглянула на нее, что та сразу отшатнулась назад.
Больше Антонину никто не побеспокоил: увидели в ее глазах упрямый, злой и неукротимый характер. Такой она стала после долгих недель раздумий в следственном изоляторе.
Смотрела Антонина на алма-атинские горы, и чем дольше смотрела, тем больше радовалась, что хоть жива еще осталась. А была она по прошлой своей натуре веселая, жизнерадостная: и певунья, и плясунья, и на месте минуты усидеть не могла.
Но порядки тюрьмы особого режима и нервы, истраченные на предварительном следствии, быстро сломали ее здоровье. Уже через месяц заключения тюремный врач определил у нее сердечную недостаточность, гипертонию и астму в тяжелой форме и, как следствие этого, неспособность к какой-либо работе и ходатайствовал перед начальником тюрьмы о переводе Антонины в больницу.
Через три года выпустили Антонину из тюрьмы по амнистии по состоянию здоровья: так три года и пробыла она в тюремной больнице.
И все снился ей сон, что батюшка Михаил стоит на облаке, и кадилом машет, и все молится, молится, а Антонина с детьми, весело смеясь, прыгают друг за другом с горы на гору, все дальше и дальше удаляясь от него, и машут ему, вроде как прощаясь.
К выходу из тюрьмы сама дойти не могла – конвойный помог.
– Мама! – кинулись сын Вениамин с дочерью Галиной к Антонине, когда та с большим трудом, пошатываясь и облокотившись на руку конвойного, переступила порог тюрьмы.
Прошли годы, казалось, что забыто уже все, быльем поросло; здоровье у Антонины хотя и не восстановилось полностью, но значительно улучшилось, вот только нитроглицерин от сердечных приступов с собой теперь постоянно носила: нет-нет, а сжимало сердечко-то.
Антонина Михайловна, как всегда не спеша, шла по окрестным магазинам за продуктами на всю семью. Она всю жизнь была домохозяйкой, и для нее ходить по магазинам было дело привычное. Хотя и уехал сын Вениамин и младшая дочь Валентина (свои семьи и квартиры завели), семья не уменьшилась: старшая дочь Галина с мужем и с двумя детьми так и осталась жить с матерью. Но у молодежи – так Антонина называла своих детей и внуков – вечно разные дела и времени ни на что не хватает. Вот и продолжала, как и раньше, ходить за продуктами и готовить на всех. Зато сколько же радости было, когда вечером все усаживались за один большой стол, который еще муж
