style="font-size:15px;"> – Ладно, давай уже говорить слово, как его, стужи и льда!
– Повторяй за мной! – велела белобрысая девчонка и принялась чётко и громко декламировать:
– Поползуха-веялица, со Свистун-горы прилети,
Зорькин след замети,
след пропадет – никто Зорьку не найдет.
Ветер-северик, со Свистун-горы прилети, стужу наведи,
стужу-морозы да зимние грозы!
Зимний ливень ледяной, со Свистун-горы пролейся,
Зорьку оледени,
чтоб не отогреть её ни при солнце, ни при луне,
ни при звёздах, ни в кромешной тьме!
Слово мое льдом навек скреплено,
стужей навек запечатано!
– Ничего себе – слово! Тут целая куча слов! – хмыкнул Вовка. – А что теперь будет? В самом деле эта чепуха на Зорьку подействует?
Ему никто не ответил. Белобрысой девчонки рядом не оказалось. Братец её, который был «где-то здесь», так и не вернулся. Вовка один стоял на обрыве и растерянно озирался.
Конечно, в Бабкидедкине всё немножко сдвинутые, но эти двое вообще чемпионы. Наворотили какой-то ерундятины – и привет!
На ёлке вдруг оглушительно расчирикались воробьи: всполошились, дружно спорхнули с вершин на нижние ветки. Ёлка внезапно заиндевела, да и стоявшие неподалёку берёзы тоже. Ветер усиливался, срывал с деревьев хлопья инея и уносил в овраг. Казалось, его заполняет красивый серебристый туман.
Впрочем, долго любоваться туманом Вовка не смог: кое-как повернулся, путаясь в лыжах, и помчался домой.
Вот это морозяка ударил! Вот это холодина настала!
– Бабуль, а как зовут этих, ну, брата и сестру? Они вроде как близнецы. Такие белобрысые, голубоглазые, очень бледные.
– У нас в деревне никаких близнецов нет, – ответила бабушка, ловко доставая ухватом из печи горшок с пшенной кашей. Вовка такую кашу обожал. Много молока, много масла… вкуснотища! – Ни белобрысых, ни черноволосых. Может, конечно, к кому-то приехали, а я просто не знаю? Ты их где видел?
– Да у оврага, где ёлка стоит, – неопределённо махнул рукой Вовка.
Дверь открылась, в избу вошёл дед. Вслед за ним прошмыгнули серая кошка Прытка и рыжий вислоухий пес Лихач. Дед сразу захлопнул дверь: так понесло стужей, будто дверь открывалась прямо на улицу, а не в тёплые сени.
Прытка прямиком шмыгнула в подпечек[1] и притихла там, а Лихач свернулся около горячего печного бока и упрятал нос в лапы.
Вовка удивился. Раньше кошка и пес сразу бросались к нему, чтобы погладил и за уши потаскал. А теперь только покосились этак… как на врага, честное слово! Что за странности?
– Кошка в печурку – стужа на двор, – сказала бабуля.
Вовка мученически закатил глаза
