северным апрелем.
И я, как этот снег, – растаю:
я – улетаю!.. Я – улетаю!..
Волшебный остров – весь зелёный.
Там каждый должен быть счастливым.
И океану бьют поклоны
туземцы, слушая приливы.
А ты – летишь со мной?.. Не знаю!..
Но верю в яркую мечту.
Ведь без тебя я – умираю, –
я умираю на лету!..
А снег ложится белый-белый,
рождённый северным апрелем.
И я, как этот снег, – растаю:
я – улетаю!.. Я – улетаю!..
Наскучат вскоре Филиппины.
Моей дорожке – круто виться.
Приснятся нежные пингвины
и их доверчивые лица.
Закрыта дверь Земного рая.
Мне всё равно, куда лечу.
Ведь без тебя я – умираю.
Хотя ужасно жить хочу.
А снег ложится белый-белый,
рождённый северным апрелем.
И я, как этот снег, – растаю:
я – улетаю!.. Я – улетаю!..
Блажен идущий
Как прежде, слишком много бреда,
судьба – фальшивый бриллиант.
Идти по собственному следу –
не самый лучший вариант, –
и плыть всё время по теченью,
и против яростно грести,
и наслаждаться заточеньем
среди наскучивших картин –
из жизни прошлой,
из дней грядущих.
Но жребий брошен, –
блажен идущий.
Замшелость помыслов банальных
терзает сердце, сушит мозг,
а до идей оригинальных
всего на треть построен мост.
Вторая треть – блеф неуклюжий,
тоска заезженных острот.
И ближе – затхлость мутной лужи,
чем свежесть доблестных высот –
из жизни прошлой,
из дней грядущих.
Но жребий брошен, –
блажен идущий.
Разрушить мир до основанья,
тянуться слепо к облакам,
твердить о трезвости, в нирване, –
потом опять напиться в хлам
и душу рвать, калеча тело,
стремиться в ад, хоть нужен рай –
бросает в крайность то и дело,
а где она, – там виден край –
и жизни прошлой,
и дней грядущих.
Но жребий брошен, –
блажен идущий.
Блажь
Что за блажь
