Иванович отвечал свободно, без волнения, как о чем-то давно им определенном.
– Те, кто не хотел подписывать признание невесть в чем, но что надо было органам НКВД, редко доживали до лагерей. Или поступали туда инвалидами. Их пытали и били до полусмерти. А я подписал бумаги, не торгуясь. Остался цел. Да и характеристика на меня в лагерь пришла более-менее положительная.
Из дальнейших бесед с ветераном я понял, что на зоне он никогда не сопротивлялся, плыл по течению. И вот сегодня, выжив в запределе, он не обиделся на Советскую власть. Он был рад, что жив, свободен, уважаем. Это главное.
А то, что у него пропали лучшие годы молодости, что он не испытал многих лучших чувств, он даже не подозревал. Может, понимал, но прятал эти мысли от окружающих. Чтобы его не жалели. Чужая душа, говорят, потемки.
« « «
Хоронили Николая Ивановича с военным оркестром, со всеми почестями. Произносили правильные патриотические речи. Вспоминали его заслуги. У его гроба не прозвучало ни одного слова жалости, сожаления об украденных у коммуниста годах.
Может, он и стремился к этому – избавиться от жалости к себе.
Пасха по-советски
В шестидесятые годы в почти миллионном Кривом Роге функционировала лишь одна православная церковь. В горкоме комсомола о ней вспоминали лишь накануне Пасхи. Формировался молодежный отряд, который должен был выполнять две функции: соблюдать порядок и убеждать пришедших к церкви юношей и девушек не участвовать в процессе празднования. В тот раз руководителем отряда был назначен я – инструктор горкома комсомола.
Вечер накануне Пасхи и ночной крестный ход прошли без происшествий. Члены отряда время от времени беседовали с молодыми людьми, пришедшими в церковь освятить выпеченные накануне куличи.
Кого-то удавалось убедить не освящать их. Но многие не обращали внимания на комсомольскую пропаганду. Всю ночь рядом с оградой церкви стояла «Волга», в которой дежурили инструктор горкома партии и сотрудник КГБ. Видимо, их присутствие предполагало страховку в случае ЧП.
На следующий день, когда солнце уже освещало купола церкви, я подошел к «Волге» и согласовал со старшими товарищами завершение работы молодежного отряда.
– Но ты сам не уходи, – предупредил сотрудник КГБ. – Еще нужен будешь.
Через двадцать минут отряд был распущен, а я сидел в «Волге».
– Нас сейчас пригласят к столу, – с видом знатока церковных церемоний сообщил нам кэгэбэшник. – Из года в год это уже стало традицией.
– А церковники не заложат нас на работе? – высказал опасение представитель партийного органа.
– Брось дрейфить, – с видом знатока заявил человек из органов. – Я уже не первый год здесь дежурю. К тому же, батюшка давно у меня на крючке: залечивал триппер полулегально. А я его покрыл, не стал закладывать ни у себя в конторе, ни среди церковной братии.
Не успел он завершить
