по комнате.
«Я не зря похожа на тебя, бабуля, – прибавила звук: – Ах, „Лебединое озеро“». Музыка объяла меня всю. Встала. Не болит у меня ничего. Я на сцене. Ноги в пятую позицию. Осанка. Поворот головы. Руки. Счастлива.
Елена Афанасьева
Обернись
В приемном покое больницы №2 в цветастой дешевой простыне лежал младенец. Ребенка нашел охранник. Он завершал вечерний обход и уже собирался закрыть входные двери, как подъехала машина. Оттуда вылетела дамочка, уверенно двинулась в сторону больницы, но так как запертые ворота не поддавались, положила к решетке забора кулек из тряпок и, не оборачиваясь, исчезла.
– Бомба, – отреагировал Пал Палыч и побежал к дежурному врачу. После новости вопреки нормам безопасности на улицу высыпали медсестра Лизавета и медбрат Ромка. Возглавлял любопытствующих доктор Семен Евграфович.
– Бомбы в цветные тряпки не упаковывают, – заявил последний и твердо двинулся в сторону неопознанного объекта.
Открывая ворота, Пал Палыч заметил, что сверток шевелится и издает звуки. Лизавета ахнула, ускорила шаг. Они переглядывались, каждый боялся заговорить первым и вынести на свет правду: перед ними лежит подкидыш. Молоденький Ромка решил прервать паузу, спокойно убрал кусок ткани, и все увидели младенца. Семен Евграфович шумно выдохнул, до последнего надеясь, что им показалось:
– Да, дела-а-а!
Младенец молчал, блестящим взглядом смотрел на людей в белых халатах, на их резкие движения, даже слегка улыбался. Когда его принесли в помещение, ему оказался не по нраву холодный больничный свет и запах лекарств, он захныкал, но его тут же прижали к чему-то мягкому, покачали, и он разулыбался.
– Какой он, смеется чего-то, – Лизавета, не дыша, держала малыша на руках, тихонько укачивала и не сводила глаз с длинных пушистых ресниц, с носика-пуговки, перебирала золотистые волосы, – какой он, а!
Врач уже обзванивал нужные инстанции, заявлял куда надо. Только этого ему не хватало – возиться с младенцем из-за какой-то нерадивой мамаши! Он пытался выяснить у охранника подробности, но Пал Палыч злился, отмахивался на уличные камеры и постоянно повторял: «Даже не обернулась. Оставила и пошла».
Лизавета подумала, что хорошо бы перепеленать малютку в чистое. Она убирала слой за слоем, освобождала ребенка от старой простыни. Но, стоило показаться ножкам мальчика, а это все же был мальчик, медсестра остановилась, присела на край стола и позвала врача: «Семен Евграфович, вам бы глянуть!»
Тот подошел и протянул: «Во дела-а-а-а!». Ножки мальчика покрывали молочного цвета круги. Образуя причудливые узоры на коже, их рваные края резко выделялись на тельце. Ромка вытянул шею, рассматривая пятна, поднял палец и важно произнес: «Витилиго! Первый раз вижу в таком раннем возрасте. Но это же лечится, она из-за пятен, что ли, его бросила?»
– Подрастешь, и не такое увидишь, –
