Конечно, было бы любопытно посмотреть, чего он стоит как замполит роты на «самой дальней точке», но слишком уж много надежды светилось в его глазах. Я перевёл взгляд на Сашку, и заговорил как бы для самого себя:
– В отпуске я встречался с ребятами, которые служили в Шинданде, Баграме, ну и ещё где-то. Так вот, кто-то мне рассказывал, что сам Кобзон выступал на сцене из двух Камазов. Борта откинули, сдвинули корма к корме, сверху массеть натянули от солнца, и сцена вполне приличная получилась. Да, что там Кобзон, даже Пьеха на грузовике пела, она-то женщина, а Розенбаум – мужик, ему наплевать, где стоять, лишь бы зрителю его песни в душу запали. Или я что-то не то говорю?
Я не успел закончить свои воспоминания, как оба офицера уже вскочили со скамьи. Александр махнул рукой и торопливо проговорил:
– Спасибо, дружище. Мы сами должны были додуматься, факты-то известные. Давай, до встречи на концерте!
Я посмотрел вслед убегающим парням и крикнул вдогонку:
– А концерт-то, во сколько?
Уже издалека ветер донёс до меня слабые звуки:
– К пяти часам подходи…
В гостиничный модуль идти не хотелось, меня поселили в комнату со сломанным кондиционером и провести полдня в парилке было равносильно добровольному согласию на пытку. Выкурив вторую сигарету, я вдруг вспомнил, что в госпитале до сих пор служит мой земляк Борис, доктор, вылечивший меня в своё время от непонятной лихорадки. Он согласился остаться в госпитале ещё на полгода, которые плавно переросли в полноценные десять месяцев пребывания за речкой. «Надо бы попрощаться с Борей, – думал я, прикидывая, где можно разжиться спиртным, – с пустыми руками идти неудобно, жаль с собой не захватил литруху, не знал, что пригодится. Ладно, разберусь. В конце концов, часок посидим и на концерт успею». Согласившись со своими же доводами, я решительно направился к гостинице.
У входа в модуль сидел молодой прапорщик, который выдавал мне ключ от комнаты. Наверное, он являлся комендантом, или ещё каким начальником, по крайней мере, вид у него был надлежащий. Парню явно было скучно, но увидев моё приближение, он сразу же придал лицу задумчиво-важное выражение, достал из нарукавного кармана блокнот и начал его листать, демонстрируя свою занятость.
– Жарко сегодня, – нарочито легкомысленно проговорил я, присаживаясь рядом и доставая пачку уже опостылевшего курева, – того и гляди, откажется петь Розенбаум из-за пекла.
Прапорщик заинтересованно взглянул на меня:
– Какой Розенбаум? Александр, что ли? – в глазах собеседника загорелась искра, – откуда ему здесь взяться?
Я спрятал сигарету в пачку и с напускным равнодушием продолжил:
– Не хочется курить… От жары даже вкус табака перестал ощущать. Меня комбриг сегодня вызывал, ну и по ходу беседы проговорился, прилетает мол, артист сегодня и сразу концерт будет давать. Тебя как зовут-то?
Парень спрятал блокнот в карман:
– Семёном кличут. У меня три кассеты
