редкие фонари, лишь на мгновение освещая её силуэт. Он ощущал теплоту её плеча, но не мог выговорить ни единого слова. Все мысли были парализованы непреодолимым желанием заключить её в объятия.
Что будет, если я осмелюсь?
Он вспомнил свои весьма пикантные анекдоты, её игривую реакцию на них и исполнился решимостью, но опасение потерять её расположение удерживали его. Она забилась в угол и, затаившись, молчала. Он мог бы подумать, что она задремала, если бы не видел, как блестят её глаза в отсветах редких уличных фонарей.
О чём она думает?
Он чувствовал, что нельзя нарушать молчание, что одно слово, одно-единственное слово может всё испортить, а для решительной атаки не хватало смелости.
Вдруг он почувствовал, что она шевельнула ногой. Достаточно было этого чуть заметного движения, резкого, нервного, нетерпеливого, выражающего досаду, а может быть, и призыв, чтобы он весь затрепетал и потянулся к ней, ища губами её губы, а руками её тело. Она слабо вскрикнула, попыталась выпрямиться, высвободиться, оттолкнуть его. Но быстро, как бы не в силах сопротивляться, сдалась. Её рука обхватила его шею, а голова откинулась назад, подставляя себя его губам.
Весь горя, он покрывал поцелуями её глаза, плечи, шею. Одна рука его придерживала её за талию, а другая заскользила по бедру, нежно лаская и опускаясь всё ниже. Вот она добралась до краешка платья, проникла под него и коснулась шёлка тонкого чулка. Марина судорожно вздохнула, но руку его не убрала и стала отвечать на поцелуи. Сначала робко, потом всё смелее, горячо, жадно, с возрастающей страстью. Почувствовав в её действиях поощрение, он заскользил по чулку вверх, пока ладонь не коснулась обнажённого бедра. Жар ударил в голову. Ему хотелось выпить её поцелуями.
Рука нырнула под шёлк белья, под которым стыдливо пряталось её горячее манящее сокровище. Почувствовав кончиками пальцев пушок мягких волос, он накрыл его ладонью. Сдерживая дрожь возбуждения, он стал ласкать её бедра и низ живота, осторожно касаясь возбуждённого, пышущего жаром лона.
Она тихо застонала, чуть развернулась и подалась навстречу. Под его руками стало горячо и влажно. Она вздрогнула и задрожала, но его губы и руки становились всё настойчивей и требовательней. Её дыхание сбилось, оно стало нервным и прерывистым. Она всхлипнула. Из уголка её глаз дорожкой пробежала слезинка, которую он тут же осушил губами. Томно застонав, она обмякла и, чуть раздвинув ноги, впустила его, покоряясь и отдаваясь без остатка…
Уставшие и расслабленные, они тихо сидели в темноте фаэтона. Произошедшее ошеломило обоих. Ему хотелось наговорить ей множество ласковых и нежных слов, выразить всё, что он чувствует, сказать, что любит и боготворит её. Но все приходящие в голову слова казались нелепыми, неискренними и лишними.
Она прильнула к его плечу, тихо всхлипывая и дрожа. Он нежно обнял её.
Так они просидели несколько минут, не заметив, что экипаж уже давно стоит у её дома. Возница на козлах многозначительно закашлял.
Андрей
