спрашивает меня Юра.
Я мотаю головой.
– Лучше скажи: когда мы придём?
– Скоро.
Впереди – высокий забор, ворота. Цветы продают, букеты и… венки. За воротами много крестиков, и прямые плиты, и много-много памятников. Кладбище.
Зачем мы сюда пришли?! Он что, обманул меня, что скоро придём?!
Юра покупает цветы, потом мы проходим по тропинке мимо памятников и фотографий. Царит какая-то неземная, непонятная, могучая тишина.
…Когда мы обошли памятники и вышли к полю, за которым среди белых стволов берёзок тоже виднелись крестики, Юра остановился и тихо выдохнул:
– Пришли.
Я посмотрел за ограду и ахнул.
С невысокого деревянного креста смотрел на меня такой же мальчишка, как на фотографии. А рядом – бородатый мужчина с удивительно добрыми, внимательными глазами. Юра перекрестился и положил цветы.
А я всё смотрел на него и не мог понять – лицо у него такое было… Печальное и в то же время светлое какое-то. Он наклонил голову, будто думал о чём-то, и мне казалось, что он плакал, но глаза у него были сухие. Он молчал, а я стал читать надписи на памятнике:
«Данилов Олег Алексеевич, 1988–2002 г.»… «Данилов Алексей Викторович, 1958–2002 г.»
Получается, что мальчишке было четырнадцать лет… Но одна и та же дата…
– Юра, как они погибли?
– Как и большинство заложников, в Норд-Осте.
Он посмотрел на меня и понял, что я ничего не понял и не успокоюсь, пока не узнаю.
– Меня отец наказал и с собой не стал брать. Было за что, а я обиделся. Он ведь редко брал нас с собой на прогулки, а когда на выходных оказывался дома – это был праздник. Он был хирургом, работал в Москве… А однажды решил нас порадовать – взял билеты на новую постановку. С ним поехал только Олежка. А во время представления театр захватили террористы… «Норд-Ост» – это так называлась постановка в театре на Дубровке, в Москве… Мы тогда как узнали, не хотели верить… Не верили.
Я молчал. Что я мог сказать? Когда вот так провожаешь человека, сам не зная того, что навсегда. Меня отец отвёл в детский сад, а вечером обещал сходить в кафе поесть мороженого… Мне было тогда года три или четыре – не знаю, но этот день – один из многих – запомнил, я ждал его весь день, весь вечер!.. А он не пришёл. Но что я, когда у меня папа был всего четыре года, а у Юры – брат и отец, с которыми он прожил… да половину жизни!
Брат – это ведь как самый лучший друг. Друг, которого ты любил.
И отец, которого ждал. Папка… Папа…
…Юра тронул меня за руку:
– Миша, да ты замёрз совсем! Идём…
Я помотал головой и не двинулся с места:
– Юра, а у меня тоже родители погибли.
– Знаю…
– Я тоже ездил на кладбище, хотел их разыскать… Пока меня не перевели в другой детский дом, в этот город.
