вилку.
– Не буду…
Дельфинье мясо источало тошнотворный, приторно-сладкий запах. Но всё-таки белок, полезно. Серафима Ивановна сурово сдвинула брови.
– Ешь, что дают. Ничего другого нет.
Наказание какое-то.
– Ешь немедленно! В Ленинграде сейчас люди от голода умирают, а он выделывается! Мясо ему не еда!
Она решительно взяла вилку, сунула кусок ему в рот. Лёня со слезами на глазах пытался жевать, но через несколько секунд вдруг вырвался из-за стола и метнулся за дверь, запнулся об порог, слетел со ступеньки, но всё-таки успел добежать до уборной во дворе. Серафима Ивановна мрачно наблюдала за ним из окна. Это уже не первая попытка накормить его насильно, и каждый раз всё заканчивается одним и тем же. Желудок у него слабый, ему бы кашку, творог, да где их достать. Конечно, по сравнению с Ленинградом Сочи не голодает: тут и сады, и лес рядом, и море кормит. Но «всё для фронта, всё для победы». Собранный урожай люди несут в госпитали для солдат, а сами перебиваются чем могут.
– И чем мне тебя кормить? – с горечью, обращаясь скорее к себе, чем к мальчику, смущённо утирающему слёзы, спросила Серафима Ивановна.
Куски разваренного мяса лежали на тарелке и остывали, покрываясь белым налётом жира.
– Хлебушком, – тихо сказал Лёня, забиваясь в свой угол.
Хлебушком… Был бы он, хлебушек.
На следующий день Серафима Ивановна взяла Лёню с собой в госпиталь. Усадила в сестринской, пошла готовиться к первой на сегодня операции, как вдруг объявили по громкоговорителю: весь свободный персонал срочно отправляют на железнодорожный вокзал, встречать поезд с мукой. Такая ситуация возникала уже не в первый раз – в оставшемся почти без мужчин городе кто-то должен был разгружать составы. Серафима Ивановна подхватила Лёню и вместе со всеми поспешила на вокзал.
– Ну вот видишь, мука приехала, – объясняла она мальчику по дороге. – Завтра будет хлебушек. Может быть, даже сегодня.
За разгрузку вагонов всем работникам выдадут муки, так что после работы она поставит тесто. Хлебзавод-то хорошо, если к завтрашнему утру успеет партию хлеба выпустить.
Состав уже стоял, и к нему стекались люди.
– Держись за юбку, не потеряйся, – велела Лёне бабушка и поспешила к ближайшему вагону.
Лёня и не собирался теряться, он сам вцепился в её подол. Скопление людей его пугало.
Бабушка ловко подхватывала мешок, взваливала его на плечи, несла к грузовику, ожидавшему на другом конце перрона. Там другая женщина принимала мешок, кидала в грузовик, бабушка возвращалась к вагону. Лёня семенил за ней, разглядывая хмурые лица и низкое серое небо, мечтая о том, как вечером бабушка напечёт лепёшек. Ему уже сейчас хотелось есть, и он представлял, как впивается зубами в ещё горячую, вкусно пахнущую лепёшку.
Они сделали две или три ходки. Лёня успел выучить маршрут, как
