выпалила Маша и покраснела.
Я в ответ укоризненно покачал головой.
– Мама говорила, что тетя Галя не ценит своего счастья, – тихо сказала Маша, опустив взор. – Муж ей золотой достался, а она в грош его не ставит. Я согласна с мамой, – она с вызовом глянула на меня.
– Вернемся к этому разговору позже, – вздохнул я и погладил ее по голове. – Все не так просто, девочка. Повзрослеешь – поймешь.
– Мне уже шестнадцать лет! – обиделась Маша. – Могу даже замуж выйти.
– Подрасти сначала, невеста! – хмыкнул я. – Закончили. Привет маме.
Галю я застал дома – вертелась перед зеркалом в прихожей. На ней красовалась черная мохеровая кофта-кардиган с длинными рукавами. Из-под края на боку свисала этикетка.
– Глянь! – затараторила жена, едва я переступил порог. – В ЦУМе три часа в очереди отстояла. Зато купила. Как тебе?
– Шик, блеск, красота! – оценил я. – Есть хочу.
– Извини, не приготовила, – развела она руками. – Не успела – в магазин поехала. Дефицит выбрасывают с утра.
Мысленно выругавшись, я прошел в кухню. Сука, будто в общежитии живу! В холодильнике нашлась вареная колбаса, в морозильнике – пельмени. Больше ничего – борщ с гуляшом доели вчера. Значит – пельмени. Я налил в кастрюлю воды и поставил на плиту.
Галя заглянула в кухню, когда вода закипела.
– На меня тоже вари! – потребовала, увидев на столе пачку пельменей. – Проголодалась.
Я молча высыпал содержимое пачки в кипяток, помешал ложкой. Теперь подождать, пока всплывут.
– Где был? – поинтересовалась жена, присаживаясь на табурет.
– У пациента.
– Заплатили?
– Да.
– Сколько?
– Все мои.
– Ты с чего так, Мурашка? – насупилась она.
– С того! – я швырнул ложку на стол. – Прихожу домой с работы, а пожрать нечего, хотя у жены выходной. Она, видишь ли, побежала дефицит ловить. Про то, что муж придет голодный, не подумала.
– Я ведь извинилась!
– Извинения в тарелку не нальешь. А теперь скажи: на хрен мне такая жена?!
– Ты! Ты…
Глаза Гали налились слезами. Она вскочила и выбежала из кухни. Ну, и вали! Я спокойно доварил пельмени, слил бульон в раковину, положил в тарелку ломоть сливочного масла и навалил сверху исходящих паром мясных изделий. Поставив на горячую конфорку чайник, сел к столу. Ел, не чувствуя вкуса. Да какой он у фабричных пельменей? Это не еда – корм. «Фуд», как говорят американцы.
Галя появилась, когда я допивал чай. С независимым видом пересыпала в тарелку оставшиеся пельмени и, взяв вилку, присела к столу. Я допил чай и закурил. В прежней жизни мне этого не позволяли – выгоняли на лоджию. Но сейчас было плевать. Пусть только вякнет! Галя, видно, сообразила – дернула плечом, но промолчала. Я курил, пуская дым к потолку, и смотрел, как она ест.
Сигарета догорела. Я затушил бычок в пепельнице и встал.
