воздел руки к небу и два раза воскликнул: «Не туда отправлена сумка! Не туда отправлена сумка!» Молодой человек не знал, как выбраться из зала совета, он лишился всякой возможности заниматься делом и мог приступить к своим занятиям не ранее как после шестимесячного отпуска, в течение которого укреплял свои силы ромом с ослиным молоком. В этом случае особенное повторение слова имело такое могущество, на какое официальный магнат никогда не рассчитывал. Анекдот существует, по преданию, но мне кажется, что обстоятельство это случилось в царствование Георга Третьего[12].
Джон Имс подсмеивался над нынешним председателем в совете управления сбора податей и называл его старым Надуфлем Крикуфлем и другими сатирическими именами, но теперь, когда его приглашали в совет, он, наперекор сатирическим своим наклонностям, почувствовал небольшую слабость в коленях. Он знал, что его требуют для объяснений по делу на станции железной дороги. Ему сейчас же представилось, что существуют правила, по которым всякий клерк, употребивший в дело свои кулаки в публичном месте, должен быть уволен со службы. Правил увольнения было много, как много было и проступков, которые влекли за собой подобное наказание. Джонни хотел вообразить одно из таких постановлений, но время не ждало, и потому он встал, посмотрел на своих сослуживцев и отправился за Таппером в зал собрания.
– Зачем это старый Крикуфль потребовал к себе Джонни, – сказал один клерк.
– Вероятно, по поводу его схватки с Кросби, – отвечал другой. – Совет ничего не может сделать ему за это.
– Не может? – возразил первый. – А молодой Аутонэйтс из-за чего должен был выйти в отставку, как не из-за драки в погребке, несмотря на то, что его кузен, сэр Констант Аутонэйтс, сделал для него все, что только можно.
– Это был самый безалаберный человек.
– Но все же мне бы не хотелось быть на месте Джонни Имса. Кросби – секретарь Генерального комитета, где Крикуфль, до поступления в наше управление, был председателем, нет никакого сомнения, что они друг с другом в хороших отношениях. Неудивительно, если Имса заставят просить извинения.
– Джонни этого не сделает.
Между тем Джонни Имс стоял перед могущественной особой Рэфля Бофля, который сидел в большом дубовом кресле у конца длинного стола в весьма обширной комнате, а поодаль от него сидел один из секретарских помощников. За столом находился еще один член совета, который читал и подписывал бумаги, не обращая ни малейшего внимания на происходившее вокруг него. Помощник секретаря заметил, что сэр Рэфль был недоволен таким отсутствием внимания со стороны своего сослуживца, но Имс ничего этого не видел.
– Мистер Имс? – спросил сэр Рэфль, стараясь придать своему голосу особенную суровость и глядя на виновного сквозь очки в золотой оправе, которые для этого случая он нарочно надел на свой огромный нос. – Это мистер Имс?
– Да, – отвечал
1760–1820 г.г.
