для римско-католического дискурса и пребывающая в рамках сего, что опять же устраняет ее какую-либо связь с восточно-христианской мистической традицией и греко-православной теологией. Слишком уж неуклюжи, неразвиты и даже банальны аллюзии на идеи эллинистического неоплатоника Прокла Диадоха, а концепция Великого Всего или Единого кажется пришедшей в «Левитикон» через третьи или четвертые руки, что опять же говорит о влиянии на книгу францисканского или картезианского орденов с их сугубой пантеистической интерпретацией платонизма и неоплатонизма, легших в основу богословия Греко-православной восточной кафолической церкви. А теологическая несостоятельность и недостаточность уводит церковный организм в сторону формализма, юридизма и внешне строгого структурализма, что в итоге очень сильно вредит церковному деланию на путях спасения, яркий примером чему и служит Римско-католическая церковь, если даже не разбирать ее страшные прегрешения перед градом и миром иного характера.
Однако нам удалось выяснить, какой из христианских философов оказал наибольшее влияние на создание «Левитикона». Это Николя Мальбранш (1638–1715), французский философ-картезианец, римско-католический священник, сын секретаря Людовика XIII-го. Мальбранш являлся выразителем идей геоцентризма, которые мы видим и в «Левитиконе». Мальбранш, как нам представляется, сочетал в своей метафизике декартовский дуализм и механический реализм с пантеизмом Спинозы. А идеи геоцентризма понадобились Мальбраншу как уравновешивающее начало между картезианством и спинозизмом. И при чтении «Левитикона» не оставляет мысль, что его автор черпал откровение у великого нидерландского философа Бенедикта (Баруха) Спинозы, рационализм которого, в конце концов, растворялся в мистическом пантеизме, идущем от элеатов и стоиков. Собственно, весь «Левитикон» можно свести к философии Спинозы, заключающейся в следующем. Существует только одна субстанция (Бог), состоящая из бесконечного множества атрибутов. Бог – natura naturans (с лат. – «природа производящая»), то есть внутренняя (имманентная) причина всего сущего; мир – самопознание Божества (natura naturata). В двух атрибутах, в которых Божество познаётся человеком, в протяженности и мышлении, присутствует тождество, то есть порядок и связь идей тождественны с порядком вещей. Из внутреннего спинозизма «Левитикона» следует и идея спасения всех без исключения людей: по существу, это и есть рационализм, растворяемый в итоговом пантеизме. И что характерно: у Спинозы и в «Левитиконе» отсутствует идея трансцендентности, и Великое Все «Левитикона» не что иное, как имманентное себе natura naturans Спинозы, а отнюдь не одноименное понятие платонической и неоплатонической философии, на которой строится мистическая теология Восточной церкви. Иными словами, и для Спинозы, и в «Левитиконе»: «Natura naturans – это самая божественная сторона Бога, вечная, неизменная и незримая, в то время как natura naturata – это наиболее естественная сторона Бога, преходящая, изменяющаяся и видимая» (цитировано по источнику: Kelley L. Ross. Baruch Spinoza (1632–1677). History of Philosophy As I See
