будем присутствовать тут ещё несколько минут.
В ярко-голубых глазах Вали появилось веселье. Он улыбнулся.
– Ничего. Я рад пообедать в обществе таких приятных дам.
Мы сели напротив него. Но прежде, чем кто-то успел притронуться к еде, Марго, открыв свою сумку, извлекла из неё целлофановый пакет, в котором оказался пластиковый контейнер.
– Угощайтесь, если кто-то захочет, – распаковав его и поставив в центр на стол, весело и располагающе сказала она. – К вам это тоже относится, – Марго подмигнула Вале. Тот с вежливой улыбкой кивнул в ответ.
Валентин был худого, но крепкого телосложения; всегда гладко выбрит и коротко подстрижен. Его выступающий вперёд подбородок был чересчур крупным, нос – длинным, а кожа – слишком светлой для брюнета, из-за чего цвета его глаз и волос казались особенно насыщенными. В прошлом году, в конце июня, он отметил тридцатилетие – и его следующий день рождения был не за горами. Работал Валя в НИИ уже три года и успел дослужиться до старшего лаборанта. Этот молодой человек отличался замечательным воспитанием: всегда и со всеми оставался спокойным, вежливым и учтивым. Но притом являлся классическим интровертом: больше всего на свете любящий биохимию и свои опыты он целиком погружался в науку и растворялся в ней, забывая о реальном мире и настоящих людях. Валя мог начать или поддержать общение, но только по необходимости, по делу, либо из чувства такта. На большее сближение он ни с кем не шёл. Впрочем, здесь, среди учёных, подобные ему люди не были такой уж редкостью. О жизни Вали вне стен НИИ, соответственно, почти ничего не известно – лишь тот факт, что он проживает с матерью где-то рядом с Воробьевыми горами.
– Как у вас… дела? – осторожно спросила я Валю, втыкая вилку в горбушу.
Тот пожал плечами.
– Вроде нормально. Работаем потихоньку.
Несмотря на светский тон, за столом в сгустившемся между нами воздухе буквально кожей ощущалась тягость от невысказанного вслух, но незримо присутствующего отголоска несчастья.
Мы оба понимали, о чём идёт речь, и оба не решались упомянуть это прямо, боясь тревожить друг друга. Боясь, что от этого свет и безмятежность дня окажется всего лишь иллюзией.
Я знала, что Валю допрашивали в полиции, как свидетеля – последнего, кто видел Котова живым. И знала о существовании вероятности, что из свидетеля Валя легко мог превратиться в подозреваемого.
Если этого уже не произошло.
Напротив меня Валя молча доедал суп-лапшу.
Машинально кладя себе в рот кусочки блюда, я наблюдала, как по мере каждого взмаха ложки убывает жидкость в его тарелке. Вот её уже совсем не осталось. Звяканье ложки о пустое дно – и чаша отодвигается в сторону, уступая место блюдцу, наполненному рисом с мясом и овощами.
Я перевела взгляд на лицо Вали. Его жевательные мышцы ритмично работали, глаза следили за вилкой, с помощью которой он периодически клал себе в рот еду. Слишком сосредоточенный
