не роты были, а отдельные группы солдат. То немцы нас подожмут, то мы их.
Потом у нас убило связиста. А надо же наблюдать, что впереди творится, и докладывать. Я командиру группы говорю: «Давай мне шесть солдат. Мы вперед пойдем и будем передавать, что видим». Пошли. Метров на 200 отошли, а немцы успели мину поставить, мы и подорвались. Кто впереди шел, тех насмерть, а мне осколки в шею и лопатку попали. В санитарном эшелоне меня отправили в Саранск, в госпиталь. Там я лечился до декабря 1941 года, а по излечении меня направили в распоряжение политуправления Московского военного округа, оно тогда было в Горьком.
Прибыл в отдел кадров. Мне говорят: «Формируется маршевая рота. Пойдешь на фронт». «Есть!»
Я развернулся, уже взялся уже за ручку двери и тут слышу: «Подожди. Ты уже и ранен был?» «Даже три раза». «Мы тебя направим в роту охраны штаба Московского военного округа. Эта рота только формируется, командир уже назначен, будешь у него заместителем». Я, когда это услышал, так обрадовался. Навоевался.
Интервью – А. Драбкин
Лит. обработка – Н. Аничкин
Котельников Петр Павлович
В 1940 году, когда я окончил четыре класса, к нам в детдом приехал лейтенант Василий Иванович Ушаков, который служил в Брестской крепости. Он привез письмо от командира 44-го стрелкового полка майора Гаврилова с просьбой, чтобы администрация детдома отобрала мальчишек, которые умеют играть на духовых инструментах, чтобы они стали воспитанниками полка. Администрация отобрала пятерых ребят – меня, Володю Измайлова, Володю Казьмина, еще двоих ребят, и осенью 1940 года мы приехали в полк, он тогда размещался в Слободке. В Слободке я и Володя Измайлов пошли в 5-й класс, а Володя Казьмин в 7-й. В марте 1941 года 44-й полк и вся 42-я дивизия были переведены в Брестскую крепость, нас же троих оставили в Слободке, чтобы мы окончили школу. С нами оставался боец музыкального взвода Белов, он на басу играл. В конце мая 1941 года у нас закончился учебный год, и мы переехали в Брестскую крепость. Музыкальный взвод 44-го полка располагался на втором этаже северо-западной части кольцевой казармы. Летом мы изучали марши, сигналы, несли службу дежурными сигнальщиками. Нередко с подразделениями полка мы выходили на стрельбища, где должны были подавать сигналы: начало огня, конец стрельбы и т. д. Сейчас иногда спрашивают: «Чувствовали ли мы приближение войны?» Между рядовыми и младшими командирами такие разговоры ходили. Со стороны Польши неоднократно залетали самолеты, но наши истребители никогда на перехват этих самолетов не вылетали. А те сделают один, два круга и уходят в сторону Польши. Но вот такого, что завтра начнутся бои, – такого не было. 21 июня, в обычное время наш музыкальный взвод вышел на развод караулов. 22 июня мы должны были идти в увольнение. Нам тогда как раз выдали перешитое летнее обмундирование, и мы хотели зайти в фотоателье, сфотографироваться. Но этим планам не суждено было осуществиться. Рано утром я услышал гул самолетов, а потом
