href="#n_104" type="note">[104].
Взятие заложников было не очень эффективным средством, поскольку в случае нападения их надлежало расстрелять, а это означало переход к политике террора, к чему многие русские офицеры не были морально готовы. В конечном счете ни один взятый на территории Восточной Пруссии заложник так и не был расстрелян[105]. Эта же проблема сопровождала и требование П. К. фон Ренненкампфа сжигать селения: краткость приказа заставляет предположить, что командующий просто перекладывал ответственность на подчиненных, ставя их перед необходимостью брать ее на себя. Потому, собственно, меры обеспечения порядка варьировались и, видимо, оставались на усмотрение местных начальников. В случаях нападений на русские войска и порчи военного имущества нарушителей, если ловили, расстреливали. Порою офицеры выискивали более мягкие способы воздействия – от массовой реквизиции велосипедов (как в Тильзите) до наказания кнутом заподозренных в сопричастности в нападениях (как, например, в Хайнрихсвальде)[106]. В качестве превентивной меры активно применялась депортация мужского населения: в условиях массовой мобилизации оно справедливо рассматривалось как резерв вражеских войск. Так, по немецким данным, в августе – сентябре 1914 г. из Кёнигсбергского округа были депортированы 724 человека (почти все – мужчины), из округа Алленштайна – 608 человек (их которых 593 мужчины) [107].
Согласно кёнигсбергскому профессору Ф. Гаузе, общее количество мирных граждан, погибших во время русского присутствия в Восточной Пруссии, составило 1 491 человек[108], причем, по подсчетам А. Уотсона, большая часть была убита во время первого наступления[109]. Указанная цифра также требует дифференциации. Так, по подсчетам Ф. Гаузе, примерно 5 % (более 70 человек) – это велосипедисты (случаи нападения на русских солдат на велосипедах заставляли видеть в их владельцах потенциальную угрозу), а 350 обвинялись в обстреле русских войск, причем не менее 200 погибли в результате ошибки, когда атаки немецких разъездов принимались за сопротивление мирных граждан. Например, 29 (16) августа у Бишофштейна 36 человек были расстреляны, после того как немецкий разъезд обстрелял русских кавалеристов у железнодорожной станции. А накануне в Сантопене расстреляли 21 местного жителя после того, как на колокольне прозвучал выстрел (оказалось, что его случайно произвел русский солдат, поднявшийся туда для осмотра)[110].
В значительной степени речь идет об отдельных жертвах в различных городах и деревнях, в то время как массовые случаи были относительно редкими. В общей сложности Ф. Гаузе насчитал 20 «крупных» инцидентов, унесших жизни от 10 и более гражданских лиц – всего 378 человек.
Значительная их часть случилась в полосе действий 1-й армии во время летней маневренной операции. Стоит обратить внимание, что П. К. фон Ренненкампф требовал строго наказывать за сопротивление и фактически санкционировал сожжение деревень, откуда стреляли по русским войскам,
По подсчетам А. Уотсона, это составляет 0,086 % от населения, оказавшегося на занятых русскими территориях. В то время как на оккупированных территориях Бельгии и Франции немецкая армия убила 6 427 человек, т. е. 0,078 % от общей численности попавших под оккупацию. Правда, если брать только Бельгию, то доля жертв вырастает до 0,13 %. См.: Ibid. P. 803–804.
Ibid. P. 798–804.
