таблетками, карамельками, упаковками презервативов и клочками нотной бумаги. Василий Васильевич Кадочников, кроме упомянутых достоинств, еще и музыку писал. В такие моменты одержимость высоким искусством не оставляла в нем места для других, более приземленных чувств: пару дней он принципиально не смотрел на женщин. Как правило, сочиненные произведения являлись миру в форме вальсов и маршей, ибо маэстро не считал целесообразным выходить за близкие ему жанровые рамки. Главная тема созданных музыкальных полотен казалась подозрительно знакомой, и когда слушатели мягко намекали композитору о, конечно же, случайном совпадении, Вась-Вась приходил в ярость.
– Десятки художников писали сюжет картины «Святое семейство», но никому не приходило в голову упрекнуть их в плагиате. – Он возвращался к более современному своему детищу. – А интонация, а тембр звучания, а ритм? Тоже похожи?! – дирижер духового оркестра являл присутствующим свой язык и неистово мотал головой. В глубокие дебаты с Василием Васильевичем никто не вступал, ибо в моменты наивысшего эмоционального напряжения служитель муз мог влепить оппоненту звучную оплеуху, а то и использовать подвернувшийся под руку какой-либо предмет. Альт, например.
V
Кадочников зашел в помещение и, поздоровавшись с нами, устало присел на табуретку.
– Тяжелый день, Василич? – поинтересовался Калошин.
Музыкант лишь махнул рукой и угрюмо взглянул на бутылку – он на дух не переносил спиртные напитки.
– Отчебучили мои виртуозы сегодня номер, – Василий Васильевич горестно вздохнул.
– Что, польку при погребении сыграли? – шутя, спросил я, еще не подозревая, насколько был близок к истине.
– Почти, – музыкант свирепо дернул головой, убрав с глаз челку. – Семь-сорок, паршивцы, сбацали…
– Та иди ты… Еврея что ли отправляли в последний путь? – оживился скульптор. – Расскажи, Вася?
– Хоронили сегодня какого-то коммерсанта по фамилии Розенберг. Всё происходило вроде бы прилично, только тромбонист Эдик слегка фальшивил: видимо, был подшофе. Тем не менее, отыграли чин по чину, вроде всё нормально. Сели в автобус и поехали, как водится, на поминки. Ну, и … – Вась-Вась, глянув в окно, вдруг реанимировал свой гнев. – А вот он, мерзавец, и сам идет!
– Здравствуйте, могильщики, – радостно поприветствовал присутствующих Эдик, но, увидев руководителя, несколько стушевался. – Василь Василич, ну выслушай ты меня … – вещая о своей невиновности, он кулаком постучал себя в грудь. Назвать речь тромбониста членораздельной можно было лишь с большой натяжкой.
Трудовую деятельность после службы в армии Эдик начал на фабрике по производству детских игрушек простым разнорабочим – подносил деревянные заготовки матрешек к токарному станку. Невообразимый грохот и никогда не оседающая
