я вам струмент подгоню. Еще стольник накините?
– Гони. Фонарь найдешь? – Бирюков вытащил свой бумажник.
– А то! – обрадовался бомж и спешно побежал по тропе.
Лопат на всех не хватило, а Марта с удовольствием и покопала бы. Оттягиваться, так по полной, чего за представлением наблюдать, когда можно активно участвовать? Но вот босой несподручно как-то. Парни работали лопатами, девушки бродили поблизости.
Воронцова в столичной тусовке в доску своя. Она вхожа в богатые семьи, ее приглашают на закрытые вечеринки. И никто не знает откуда она появилась. При случае она привирает, что из семьи потомственных москвичей. На самом деле Марта из подобного провинциального городка, в котором сейчас оказалась. И все здесь навевает мысли о юности. В воздухе висит тот же привкус детских мечтаний, тот же запашок разочарований и несносной обиды на мать. И такие же магазинчики в стареньких двухэтажках с тошнотворным зловонием подкисшего молока, духотой и давкой в очередях, змеями, ползущих вдоль стен. И парк аттракционов, мимо которого они проходили, в точности такой же, как в детстве. Заросший деревьями и сорняком, со сломанными каруселями, где работали только лодочки. Видимо, не случайно в ее глюке был именно этот Шингай, подсознание хитрым образом возвращало ее туда, откуда она бежала. Комары кусали как-то остервенело, по-настоящему. Морило. Слишком все натуралистично для галлюцинации.
– Даш, Даша! Где вы?! – послышался издали крик Олега. – Давай сюда!
В могиле, действительно, оказался гроб. Грубо сколоченный, из неотесанных досок. Как большая коробка из-под овощей. Макс воткнул совок лопаты в щель между крышкой и днищем, с нажимом надавил на черенок. Крышка легко поддалась. Та-дам! А внутри гроб оказался пустым.
– Что и требовалось доказать, – Соколов вытер с лица пот.
…
Светало, друзья сидели на скамейках во дворе хрущевской пятиэтажки и пили жигулевское пиво. Панельный квартал бетонным панцирем сдавливал островок живого. Жизнь теплилась среди старых деревьев в палисадниках, облепленных вороньем, она буйствовала среди своры орущих на мусорке котов, она в извращенной форме неслась благим матом из окон второго этажа.
С соседнего двора, спотыкаясь и пританцовывая, двигался дядя Саша. В клетчатой рубашке с закатанными рукавами и трениках, пузырящихся на коленях и обвисших на заднице.
«Эх, яблочко,
Куда катишься?
Ко мне в рот попадешь -
Не воротишься!» – орал он на весь двор.
Когда весельчак поравнялся с друзьями, его занесло как подбитый истребитель. Описывая двухметровую дугу, он сделал мастерскую посадку Марте прямо на колени.
– Славно приземлился, – прокомментировал он.
Воронцова поморщилась. Разило сложным букетом сивушных масел и помойки.
Мужчина встал, пошатываясь:
– Вашу ручку, мадам.
– Дядь Сань, иди спать уже, – Марта брезгливо одернула руку.
– Эх,
