это принцесса из самой Российской империи. Какое будет горе для целой нации. Жанна, да?
Девочка неуверенно кивнула.
– Убивать людей, зная их лично, тяжелее, чем стрелять в безликую толпу, – признался глава нападавших. – Ты не виновата в том, что случилось. Поэтому умрешь с чистой совестью.
Жанна неуверенно покачала головой, чувствуя, как больно слезы обжигают глаза. Сама того не замечая, она пятилась назад, забираясь глубже под тела.
– П-пожалуйста, м-м-мистер.
Она услышала горестный вздох.
– Это слово работает далеко не всегда, милая, – дуло автомата уже смотрело на нее, – но аристократов этому не учат.
Жанна зажмурилась. Спусковой крючок был нажат, и отряд услышал выстрел.
2
То, чего он желает больше всего
Александр проснулся от легкой тряски. Перед глазами за стеклом лимузина под синим майским небом проносились сотни деревьев.
– Извините, что разбудил вас, но мы почти приехали, – объяснил Каспар, его телохранитель. У него был на редкость приятный баритон – нежный, но твердый. Музыка для ушей.
Александр проверил наручные часы. Одиннадцать сорок семь.
– Как долго еще ехать?
– Не более пяти минут… Позвольте, секунду.
Он протянул руки к белоснежной рубашке Александра, чтобы застегнуть пуговицу под выпирающими ключицами. На мгновение Каспар застыл, заметив шрам на открытом участке кожи. Взгляд его тут же погрустнел. Покончив с пуговицей, он вернулся на место.
– Шрамы все не исчезают, – проговорил Александр тихо.
Каждый шрам, с сокрушением признавал Каспар, был плодом его бездействия, частью его неискупаемой вины. И хотя почти за десять лет службы он ни разу не позволил принцу получить какой бы то ни было вред, его тяготила мысль, что многие страдания Александра оказались на его совести.
– К слову, ты не знаешь, как поживает преподобный Джордж?
Ответ последовал не сразу:
– Я не хотел вам говорить, но… Преподобного Джорджа уже полгода как нет в живых.
– Вот так, – кивнул Александр. Взгляд его не выражал ни сожаления, ни радости. – Интересно, бог похвалил его за кровавые обряды очищения?
– Не вспоминайте о них, и об этом человеке тоже.
Каспар осекся, испугавшись, не прозвучали ли его слова повелительно, но, к счастью, Александр никогда его ни в чем не упрекал и не указывал на ошибки в обращении к монаршим особам. Каспару было уже тридцать восемь, а хозяин уступал ему в возрасте почти на двадцать лет, но даже в мыслях он не мог себе позволить обратиться к Александру как к младшему или равному.
– Все это были сектантские обряды. И королева, увы… – Телохранитель оглянулся на принца и замолчал.
– Скажи это. Скажи, что она была сектанткой. Что двинулась на идее очищения с помощью страданий собственных детей.
