style="font-size:15px;"> Здесь же этот запах символизирует несчастных крыс, измокших, до предела тощих, бессмысленно живых, но при этом, цепляющихся за жизнь до последнего. И таких же солдат, находящихся с этими крысами по одну сторону окопов.
Но все же блиндаж и погреб похожи. Они оба внушают безопасность, только у одного эта безопасность – мнимая и фальшивая. Ведь всего лишь один везучий снаряд, и весь блиндаж обернётся холмом из обломков и заживо погребённых людей.
Примерно четыре минуты, как продолжается обстрел. Я проверил коробку подаренных сигар на дне моего мешка. Отличные сигары: три штуки, привезённые откуда-то из-за океана. Мне стало спокойнее, когда я нащупал их. Я нахожусь на последней линии окопов. Конечно, до меня недостанет, совсем не достанет. Но то, что я сбился со счёта из-за рухнувшего столика, не вкладывает в моё сознание веры в хороший исход. А ведь опять хотел посчитать время обстрела. Может, и не сосчитать до конца, но просто считать, пока не усну. Это был мой метод сохранять толику рассудка и не пускать доводящих до сумасшествия мыслей. Кто-то молится, кто-то, зажавшись, шепчет в колени, а я считаю.
Считал, пока не свалился этот чертов стол. То ли из-за непрерывной тряски, то ли из-за чего-то другого треснул проржавевший гвоздь. Я, испытывая отвращение, взял ножку, воткнул её в грязь между лаг пола и просто поставил стол на неё. Обстрел слишком деморализует и выбивает любое желание, в том числе и желание чинить стол.
Но это присуще не всем: многие начинают судорожно переминаться с места на место, а новобранцы так вообще выбегают наверх. Ещё позавчера, вовремя очередного обстрела один такой вылетел из блиндажа. Марк или Ганс его звали, не помню. Никто его не остановил – себе дороже. У парня был сильный панический приступ, смешанный с клаустрофобией. Как вылетел, так и залетел обратно. Печальный везунчик. Его смело осколками от снаряда прямо у входа. А ведь это было здесь, далеко от первой линии и нейтральной полосы. Минутой позже – и остался бы жив. А может, остался бы жив только для того, чтобы умереть погребённым в блиндаже. Надо начать считать.
Когда он слетел вниз по лестнице, я сидел в той же позе. Пока до меня доходило, как он оказался у моих ног, Тимми стащил его ближе к центру. На весь блиндаж стоял безудержный вой. У парня из багрового живота торчал кусок металла. Его почти разрезало надвое. Тимми, стоя перед ним на коленях, растерянно водил глазами по сторонам. К нему подошёл Райнс, унтер-офицер, от которого я не слышал ни слова, зато о нём слышал многое. Он достал пистолет, приложил к сердцу и выстрелил. Остался один звон. Никто ничего не сказал.
Сейчас нас было меньше, и звона в ушах не было. Тимми вчера пропал: ни вещей, ничего. Он отличался склонностью к философии. Вечерами он заговаривал о неприятном. Мысли у всех были схожи, но только не все имели храбрость или глупость их озвучивать. Дила тоже не было, он не добрался сюда до начала обстрела. Возможно, он уже мёртв.
Сон мало чем отличался от реальности, всё перепутано. Сейчас я вроде бы бодрствую, мыслю. Но
